Читать книгу - "Белый ворон Одина - Роберт Лоу"

Он поприветствовал нас коротким кивком стриженой головы и застыл в ожидании, задумчиво почесывая заросший щетиной подбородок.

— А где мальчишка? — поинтересовался я.

Калк откашлялся и хотел было сплюнуть, но потом, видать, вспомнил, что стоит перед своим ярлом, и передумал. Полагаю, ему трудно было привыкнуть к мысли, что такой вот зеленый юнец является его новым хозяином. Честно говоря, меня это не слишком удивляло, за последние годы я успел уже привыкнуть к подобному отношению. Мне не требовалось заглядывать в зеркало, чтобы узнать, как я выгляжу со стороны.

Узкое лицо с коротко подстриженной бородой, голубые глаза и волосы цвета пожухлого папоротника-орляка. Прическа тоже обычная для наших мест: волосы заплетены в косы и стянуты лентой на затылке. Удивляет, пожалуй, лишь телосложение: слишком уж развита у меня мускулатура для 22-летнего юноши. Эти крепкие плечи вкупе с широкой грудной клеткой красноречиво свидетельствуют о близком знакомстве с трудом гребца на драккаре. Добавьте сюда застарелые шрамы на костяшках пальцев (характерные для тех, кому пришлось изрядно поработать с мечом и щитом) и вы поймете: мальчик давным-давно успел повзрослеть и превратиться в бывалого воина. К тому же воина удачливого и богатого, которому довелось немало поездить по белу свету. Иначе откуда бы взяться этому ожерелью из серкландских монет? Серебряные монеты густо нанизаны на кожаный ремешок и завершаются подвеской в виде трех переплетенных треугольников. Это валькнут — символ могущественного Одина. Он считается довольно опасным знаком: слишком уж многие из носивших его преждевременно окончили жизнь по прихоти Одноглазого Бога.

А чтобы завершить собственный портрет, упомяну о предмете своей гордости — прекрасном рунном мече, а также о серебряных кольцах, украшающих мои пальцы. Ну и, конечно же, на шее гривна ярла — витая серебряная цепь с застежкой в виде двух драконьих голов, оскалившихся друг на друга.

Теперь вы знаете, как я выгляжу, и легко поймете, отчего старый Калк раздумал плевать мне под ноги. Он благоразумно проглотил свою вонючую слюну и двинулся нам навстречу, ухмыляясь и кланяясь на ходу.

Внезапное возвращение ярла Бранда в сопровождении толпы вооруженных мужчин вызвало немалый переполох в округе. Многие сочли за благо поспешно бежать, бросив все имущество. Их дома и наделы стали заслуженной наградой для избранного круга приспешников Бранда, и я тоже относился к их числу. Однако для таких, как Калк и его сын, мало что изменилось в жизни. Раб всегда останется рабом — кто бы ни сидел в высоком резном кресле главной усадьбы.

Тралл безмятежно болтал, пересказывая нам последние новости здешней жизни. Он согласился, что настала пора спускать лошадей с летнего выгона, сообщил, что у одного из жеребцов трещина в копыте. А также в очередной раз пожаловался на Тора Железнорукого, который снова отпускает своих кобыл пастись в нашей долине.

— Похоже, он считает эту землю своей, — высказал предположение Калк.

Мы договорились, что назавтра он погонит табун домой, и удалились, прихватив с собой захромавшего жеребца.

— Что, эта долина вправду принадлежит Тору? — спросил меня Квасир по дороге.

Я пожал плечами.

— Надеюсь, что нет. По словам Торгунны, земля является частью ее наследства. Я пользуюсь долиной на правах вашего ярла — поскольку и ты, и твоя жена живете под моим кровом. Если вам это кажется несправедливым, так и скажите. Тогда я решу, что делать. А почему ты спрашиваешь?

Квасир закашлялся, сплюнул под ноги коню и мрачно произнес:

— Тебя послушать, так это совершенно нормально — владеть целой долиной, словно парой сапог или каким-нибудь ржавым саксом. Странно как-то… порой даже не верится.

— А что ты хочешь? Чтобы эта долина перевернулась на спинку, точно домашняя сука, и подставила тебе свое травянистое пузо? Или чтоб скалы окрест оскалились в знак приветствия?

Квасир лишь раздраженно хмыкнул в ответ, и остаток пути мы проделали молча. Ехали медленно — чтобы охромевшее животное за нами поспевало, — и каждый думал свою думу. В тот день Квасир больше не заводил со мной никаких серьезных разговоров, но я постоянно ловил на себе его задумчивый взгляд. Это раздражало — как заноза, которую не можешь вытянуть. Я все ждал, когда побратим заговорит. И дождался.

На следующий день я, как всегда, сидел в своем высоком деревянном кресле и рассеянно наблюдал за Ивиным сынишкой. Малыш играл с одной из охотничьих собак: пухлыми ручонками он обнимал ее за шею, а здоровенная псина старательно вылизывала чумазую мордашку ребенка. Кормак был настолько светловолосым, что невольно закрадывалось подозрение, что сам ярл Бранд посеял свое семя в нашем доме. Вполне возможно, ибо два года назад ярл почтил нас присутствием и был принят со всеми полагающимися почестями. Некоторое время данный вопрос сильно занимал моих домочадцев, однако выяснить происхождение малолетнего Кормака не удалось. Никто ничего не знал наверняка, и меньше всех — сама Ива. Все, что нам удалось из нее вытянуть: «Было темно, и он принес с собой медовуху». Как вы понимаете, это не сильно помогло в нашем расследовании…

Квасир устроился на корточках рядом с моим креслом и некоторое время сидел молча.

— Что ты думаешь насчет Торкеля? — спросил он наконец.

В ответ я лишь пожал плечами. Я не знал, что ответить побратиму, ибо Торкель был еще одной проблемой, которая ставила меня в тупик. Оставалось лишь надеяться, что она разрешится сама собой.

Торкель объявился у нас недавно. Он приплыл на торговом кнорре Хоскунда, который прибыл с грузом разноцветных тканей, тонких ниток и иголок. Последние были столь хороши, что заставляли наших женщин ахать и охать от восторга. Торкель сошел на берег, протолкался сквозь толпу галдящих покупательниц и направился в сторону нашей усадьбы. Я смотрел, как он приближается к дому: все та же кривая улыбка на губах и жестковатый взгляд серо-стальных глаз.

В последний раз я видел эту ухмылку на бриттских берегах, на том самом клочке суши, который скотты именуют королевством Стратклайд. Тогда Торкель ушел, без боя уступив мне свое место в Обетном Братстве. Позже выяснилось, что все было подстроено заранее: мой отец смухлевал, дабы ввести меня в дружину Эйнара Черного, нашего тогдашнего предводителя. И то сказать, обмен выглядел совершенно неравноценным, кто бы на него согласился за просто так. Торкель — видавший виды воин, мне же в ту пору едва стукнуло пятнадцать. Я был совсем еще юнцом, зеленым и сырым, как свеженанесенная царапина. Однако Эйнар закрыл глаза на обман, тем самым подтвердив свою репутацию хитрого и удачливого ярла.

Помнится, тогда Торкель убрался к своей дюффлинской красотке, преисполненным самых радужных надежд. Сегодня же он сидел в моем доме, потягивал эль и рассказывал о приключившихся с ним бедах. Оказывается, с фермерством у него не заладилось, да и женщина его вскорости умерла. Торкель пытался торговать кожей и чем-то там еще, но и здесь его постигла неудача.

Итак, он решил вернуться к бывшим побратимам — и за кружкой доброго эля узнал о том, что история о серебряном кладе Атли оказалась чистой правдой. Те самые слухи, которые он в свое время поднял на смех и из-за которых, собственно, решил уйти из Братства, полностью подтвердились.