Читать книгу - "На далеких окраинах. Погоня за наживой - Николай Николаевич Каразин"

– Нисколько, но…

– Нет, нет, пожалуйста! Я все понимаю… – гость уставился на Перловича своими большими оловянными глазами. – Это видно по всему. Вот, например, даже по тому, что вы убираете это вино, не спросив меня: приятно ли это моему пересохшему от этой дьявольской жары горлу.

В голове Перловича в эту минуту перебирались способы отделаться от этого гостя, он никак не мог остановиться на удобнейшем.

– Если вам угодно, господин Блюменштант, – начал хозяин, – то…

– Не думаете ли вы, что я нуждаюсь в вашем вине?!

Горбатый нос гостя побагровел, из-под седых усов пахнуло спиртом.

– Вы ошибаетесь!

– Но, позвольте же, однако…

– Дайте мне высказать.

Блюменштант тяжело опустился на ступени террасы.

– Я к вам пришел, – начал он, роясь во фруктах, – с тем, чтобы предложить вам весьма выгодную, для вас, конечно, сделку.

Перлович начал заинтересовываться.

– Я долго обдумывал это, прежде чем решился, – продолжал Блюменштант, – и вот результаты моих размышлений. К черту служба!.. Там меня оценить не умели. Надо подумать о себе, о своей, так сказать, личной выгоде и, понятно, о выгоде общества, ибо, я в этом убежден, из совокупности индивидуальных выгод составляется выгода коллективная… Вы меня понимаете?..

Он положил в стакан кусок льду и долил его до краев красным вином.

– Но это все общие места, мы теперь перейдем к частным явлениям… Я, лично я, капитан Блюменштант, желаю заняться частным, полезным для себя и для других делом.

– Это все прекрасно, – перебил Перлович, – но что ж тут может касаться до меня?

– До вас?! Все, то есть не то, чтобы все, но, но моему разумению, как раз половина.

Перлович недоумевал.

– Я поясню мою мысль… Соединим наши усилия. У вас – капитал, у меня – голова, руки, – он сжал кулаки и поднес их к самому лицу хозяина, тот невольно отшатнулся, – и необъятый запас житейской опытности.

Багровое лицо капитана разгорелось еще более, он торжественно выпил свой стакан и снова долил его до краев.

Перлович не ожидал этого предложения.

– Позвольте вас просить, почтенный капитан, подождать меня несколько минут.

– Пожалуйста, не стесняйтесь, велите только подать еще немного льду.

Перлович исчез.

Прошло минуть пять – его еще не было, прошло четверть часа – Блюменштант все еще сидел один над своим стаканом.

Наконец ему надоело ждать, он порывисто встал, шагнул раза два и пошатнулся. Вершины тополей заколыхались у него в глазах, песчаная дорожка показалась ему ковром, который кто-то из шалости хотел вырвать у него из-под ног. Старик садовник подходил к нему, прыгая, кувыркаясь и ухмыляясь своим беззубым ртом. «Эк нарезался, – подумал про него Блюменштант, – ведь вот мусульманин, а не устоял от искушения, выпил… да, выпил…»

Капитан сел на прежнее место и опустил усатое лицо на грудь. Долго он сидел в таком положении, потом начал шарить вокруг себя руками, шарил долго, пока не схватился за кисти вышитой подушки; с усилием, словно в ней было десять пудов, подтянул он ее к себе, запрокинулся назад всем корпусом и вытянул ноги.

Старик сарт робко подошел к нему и заглянул в лицо. Глаза капитана были закрыты, из-под седых усов вырывалось тяжелое, порывистое дыхание. Он спал.

– Хозяин уехал, – начал садовник, – хозяин совсем уехал в город, – произнес он громче, наклонившись к самому уху спящего.

– Карамболь по красному!.. Хлоп!..

Сарт в испуге отскочил и сплюнул в сторону.

– Заснул пьяный кабан, – произнес он по-татарски, сплюнув еще раз, и выругался.

В воздухе стало прохладно. Тени в саду стали синеватее и гуще, в углах и внутри комнат совсем стемнело. Вершины тополей и карагачей ярко зарумянились, над прудом и арками подымался белый пар. Тучи комаров с тихим звоном заносились в вечернем воздухе. Два длинноногих аиста, мелькнув красными пятнами на небе, пронеслись над садом. До слуха доносился жалобный, зазывающий крик: это муллы, стоя на крышах своих мечетей, зажав уши и обратив свои лица к востоку, призывали правоверных творить вечерний намаз (молитвы).

Садовник оставил надежду разбудить пьяного гостя. Он убрал все, что было на столе, тщательно подмел окурки папирос и гранатные корки и побрел опять к пруду. Здесь он зачерпнул в кувшинчик воды, отвернулся в сторону и сделал омовение, потом разостлал на земле какую-то ветошь и стал на нее на колени.

Неподвижно, словно бронзовая статуя, находился он в таком положении почти полчаса времени, только сухие, старческие губы медленно шевелились, творя обычные молитвы. Он все забыл в эти минуты, он ничего не чувствовал. Большой комар сел как раз на конец его носа, все более и более наливалось жадное насекомое и безнаказанно улетело прочь, оставив на носу крупную каплю алой крови.

III. На Мин-Урюке

Перлович избавился от своего гостя, употребив уловку, хотя и слишком незатейливую, но уже несколько раз удававшуюся ему прежде.

Он очень хорошо знал, что Блюменштант недолго будет его дожидаться: винные пары, с помощью усыпляющей тишины и наступающего мрака, возьмут свое, о дальнейшем Перлович не заботился: он также знал, что капитан проспит у него на террасе до утра, потом выкупается в пруду и, освежившись, забудет, о чем шла речь накануне.

Подтянув подпруги у седла, он сел на своего смирного коня и поехал в русский город1.

Дорога шла, извиваясь по берегу крутого оврага, скалистые берега которого почти отвесно спускались на зеленеющее, густо заросшее кустарниками дно. Внизу шумел и пенился ручей Боз-Су, перехваченный бесчисленными мельницами самых миниатюрных размеров; кое-где слышались звуки рожков, дающих знать, что та или другая мельница свободна и желающие могут приносить свое зерно для перемола. По чуть заметным тропинкам спускались и поднимались серенькие ишаки с тяжелыми мешками на своих костлявых спинах. Вереницы закутанных сартянок, спешивших куда-то с узелочками в руках, стремительно кидались в сторону и при приближении чуждого всадника прижимались лицом к стенкам. Откуда-то из чащи со свистом вылетел маленький камешек2, щелкнулся о дорогу перед самыми ногами чалого и поскакал дальше, рикошетируя по пыльной дороге.

Перлович погнал шибче.

– Экие скоты, – подумал он, – вот этак попадись к ним в руки: живой не выскочишь.

Когда Перлович поравнялся с развалинами кокандской башни и стен старого города, он увидел правильные кварталы европейской части.

Красивые одноэтажные белые домики окаймлялись аллеями молодых, недавно насаженных тополей. Почти всюду, куда только хватало зрение, видны были безобразно перепутанные леса вновь созидающихся построек; на просторных площадях сложены были запасы строевых материалов. Почти в самом центре, из-за громадной палатки с крестом наверху, заменявшей