Читать книгу - "Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд"

Ознакомительный фрагментраскаты грома». Вокруг станции, вдоль железнодорожной линии и обычных дорог вырастали крытые черепицей островерхие крыши новых, наполовину деревянных сдвоенных домов. Ни общего плана развития территории, ни контроля местной администрации попросту не существовало, так что ради большей прибыли дома строили впритык друг к другу. Хаотичная и неуправляемая застройка не брала в расчет ни качество жизни переезжающих сюда людей, ни сохранение окружающей сельской среды. Уже в 1914 году казалось невероятным, что всего десятилетие назад в Голдерс-Грин росло множество деревьев и живых изгородей.

Непрерывный рост подобных внешних городов создавал впечатление, что и население Англии тоже растет. Однако в противоположность континентальным многоквартирным блочным домам или старой английской террасной застройке не так плотно застроенные пригороды в действительности раскрывали совершенно иную демографическую тенденцию. Жилье нового типа привлекало пожилых людей. Именно при Эдуарде впервые за все время ведения переписей прирост населения в Англии замедлился. Между 1900 и 1910 годами количество рождений снизилось с тридцати шести до двадцати четырех на 1000 человек; население росло только за счет снижения смертности и все возрастающей иммиграции.

Снижение рождаемости и смертности означало, что Англия больше не та молодая и бодрая страна, какой была в начале правления Виктории. В 1841 году половине жителей не исполнилось двадцати лет, а к 1914-му доля таких молодых людей снизилась до одной трети. Эта тенденция породила новый всплеск тревоги относительно жизнеспособности нации, в то время как растущая иммиграция подстегивала ксенофобию, и многие жаловались, что «Англия сдалась на милость ирландцев и евреев». Общественная озабоченность «испорченностью» расы и предположительным «загрязнением» англосаксонской крови привела к принятию в 1905 году Закона об иностранцах, предложенного консерваторами и ограничивающего иммиграцию в Британию из не принадлежащих империи территорий.

* * *

Лейтмотив пригородной жизни – уединенность, тихая семейная жизнь и респектабельность. Живая изгородь перед фасадом сдвоенного дома и забор, отделяющий задний двор, гарантировали, что «дом, милый дом» становился крепостью для обитающей там семьи. Соседи не причиняли друг другу беспокойства, лишь изредка обмениваясь парой слов. И все же все вокруг были в курсе вашего финансового и социального положения: о статусе хозяев говорил сам размер дома и весь его вид. Наиболее состоятельные семейства задавали стандарты, на которые равнялись остальные: смысл жизни в таком квартале чеканно выражен в расхожей с 1913 года фразе – «быть не хуже Джонсов», то есть стараться не отставать от соседей. Кроме того, случись какое-нибудь моральное падение, к примеру – нежелательная беременность, соседи немедля узнавали об этом. Порядочность и благопристойность, за которыми строго следило окрестное общество, пронизывали всю пригородную жизнь, и эпитет «респектабельный» стал синонимичным английскому среднему классу.

Одержимый благополучием и благосостоянием пригородный средний класс, разумеется, сделался предметом литературных насмешек. «Мы способны проживать глупые, нереальные, ничтожные жизни в собственных вольерах, – говорит один такой обыватель, персонаж рассказа Саки[9], писателя из верхней прослойки среднего класса, – и при этом убеждаем себя, что мы – по-настоящему свободные мужчины и женщины, ведущие разумное существование в разумной сфере»[10]. Другие авторы насмехались над «простецкими» культурными сообществами новых жилых кварталов – театральными, хоровыми и флористическими кружками, коих появилось не меньше, чем боулинг- и гольф-клубов, почти безраздельно захвативших свободное время обитателей пригородов. Немало презрения и осуждения доставалось и собственно пригородам. В романе 1910 года «Говардс-Энд» Э. М. Форстер[11] описывал пятно «бурой ржавчины», расползающееся от Лондона в сельскую местность.

Некоторые интеллектуалы защищали пригороды. Радикальный либерал и член парламента Чарльз Мастерман предрекал, что они станут ведущей формой городской жизни в XX веке и заменят сельскую местность в качестве питательной среды для новых «английских йоменов». Считалось, что население пригородов, заряженное викторианскими ценностями (такими, как самопомощь, принцип невмешательства и индивидуализм), отличается особой энергией, амбициями, прагматизмом и агностицизмом. К тому же средний класс начинал свое восхождение как новая политическая сила. Реформы 1860-х и 1880-х частично включили его в число избирателей, а в 1918 году право голоса распространилось на весь средний класс, и на протяжении всего XX века именно его предпочтения будут определять, кому править Англией. Признавая растущее влияние этого слоя, в переписи 1911 года основным критерием социального положения семьи сделали профессию мужчины – главы семейства, а не количество принадлежащей ему земли или семейные связи.

При этом новому слою общества были присущи свои ограничения. Ни политическому самосознанию, ни чувству солидарности в пригородах не было места – интересы частной жизни превалировали там над общественными заботами. В отсутствие крепкого общинного духа и понятного всем свода этических норм просело и соблюдение религиозных обрядов. Не то чтобы в пригородах распространялся атеизм; просто люди предпочитали теперь посвящать время семье, активному отдыху и покупкам. По воскресеньям вместо того, чтобы идти в церковь, обитатели новых кварталов играли в гольф или боулинг. Большая их часть по своему мировоззрению оставалась христианами, но они все меньше ощущали необходимость подтверждать это присутствием на службах. Их равнодушие к официальной церкви Англии задало тон всей нации и всему XX веку. В грядущие десятилетия англиканская церковь будет сильно влиять на культуру, но ее воздействие на людские умы и политическую жизнь существенно уменьшится.

3

Характер сельской местности

А за пригородами простиралась старая сельская Англия, стенания об упадке которой раздавались беспрестанно. Более одного миллиона англичан по-прежнему обрабатывали землю, но их доля в общем количестве трудящихся постоянно падала. В 1851 году четверть населения занималась сельскохозяйственным трудом, а в 1911-м эта цифра упала ниже 5 %. Англия теперь представляла собой преимущественно урбанизированную страну, где порядка трех четвертей населения проживало в больших и маленьких городах. Эта тенденция вызывала опасения у тех, кто считал городской образ жизни вредным для здоровья англичан.

Сельские работники жили в основном в шести регионах: скотоводческих графствах северо-запада, северо-востока и юго-запада и на земледельческих территориях Восточной Англии, в Мидлендс (центральных графствах) и на юго-востоке острова. Упадок сельского хозяйства в конце XIX столетия особенно сильно ударил по земледелию. В 1870 году доля пахотных культур составляла половину всего сельскохозяйственного производства страны, а к 1914-му опустилась ниже 20 %. Усовершенствования в области транспорта и хранения позволяли привозить зерно даже из Новой Зеландии. На импорт приходилась половина всех потребляемых страной продуктов.

Уже в начале правления Эдуарда сельским труженикам платили невысокое жалованье. Средняя зарплата за 65-часовую рабочую неделю составляла 12 шиллингов, чего, по словам социального реформатора Бенджамина Сибома Раунтри, «семье среднего размера не хватало даже для простого поддержания физического состояния». Между 1900 и 1912 годами сельские заработки вырастут на 3 %, притом что стоимость жизни за эти годы увеличится на 15 %. При всякой возможности деревенские жители сами выращивали скот на мясо и возделывали выделенные им участки земли.

Английские крестьяне в принципе не владели землей, которую обрабатывали. Огораживания, практиковавшиеся на протяжении