Читать книгу - "Дочь маркиза - Александр Дюма"

В восемь вечера они вошли в Верден.

Верден жестоко поплатился за свое малодушие. Все причастные к сдаче города были арестованы. Девушки, которые вышли с цветами и конфетами встречать прусского короля, предстали перед судом.

Остаток пути ничем не был примечателен. Продвижение прусской армии по территории Франции встретило сопротивление уже за Аргоннами.

Волонтеры останавливались на ночлег в Брие, потом в Тьонвиле.

До места назначения оставался всего один переход. Жак Мере сказал спутникам, что хочет навестить родню в маленькой деревушке неподалеку, и договорился встретиться с ними послезавтра в Саарлуи.

Прежде чем расстаться с волонтерами, бравый сержант Леон Мильсан, который так по-отечески заботился о них все время, подумал о тех, кому в эти два дня, когда его не будет с ними, могла бы понадобиться его помощь.

Сотни франков ассигнатами хватит, чтобы заплатить за еду для самых нуждающихся, пока в Саарлуи им не выплатят жалованье. Конвент платил своим волонтерам огромную сумму — сорок су в день.

Волонтеры поблагодарили сержанта Леона Мильсана за заботу и пошли своей дорогой. Было решено, что, когда Леон Мильсан прибудет в Саарлуи, они устроят праздник.

Волонтеры ждали своего сержанта на второй день, ждали на третий, но напрасно: он не появлялся. А поскольку он не сказал, куда именно направляется, все расспросы ни к чему не привели.

Однако волонтеры по-прежнему надеялись и ждали. Но прошла одна неделя, другая, прошел месяц, а о нем так ничего и не было слышно.

Что же с ним сталось?

Жак Мере, который счел, и не без оснований, что теперь ему нечего бояться, нанял в Тьонвиле небольшую коляску, хозяин которой за шесть ливров ассигнатами взялся довезти его до «Трех дубов», одной из самых красивых ферм, расположенных на правом берегу Мозеля, в полутора льё от границы.

В десять часов утра Жак Мере, так и не сняв мундир сержанта волонтеров, подкатил к воротам фермы и, будучи уверен в том, что его радушно встретят под сенью трех дубов, давших ферме название, расплатился с возчиком и отпустил коляску.

Потом он с любопытством оглядел постройки, словно пытаясь что-то припомнить.

К нему с лаем подбежал пес, но Жак простер руку, и пес успокоился.

На лай собаки выбежал ребенок — прелестный мальчик с волосами светлыми, как солнечный луч.

— Осторожно, сударь, Тор злой, — предупредил он.

— Только не со мной, — возразил волонтер. — Ты видишь?

Он подозвал Тора, и пес стал ластиться к нему.

— Ты кто? — спросил мальчик.

— А я вот не спрашиваю, кто ты, я знаю: ты внук Ганса Риверса.

— Верно.

— А где твой дедушка?

— В доме.

— Проводи меня к нему.

— Пожалуйста.

Жак Мере взял мальчика за руку и вместе с ним пошел к крыльцу; навстречу ему вышел старик лет шестидесяти.

— Дедушка! — закричал мальчик и побежал к старику. — Этот господин нас знает.

Старик поздоровался, сняв шерстяной колпак, и вопросительно взглянул на Жака Мере.

— Сударь, — сказал волонтер, — я был таким же мальчишкой, как ваш внук, когда приходил к вам, правда, это было всего один раз. Я был с отцом, его звали Даниель Мере. Вы заключили с ним договор об аренде, который я возобновил с вами года три назад.

— Боже милостивый! — воскликнул Ганс. — Да вы никак наш хозяин Жак Мере?

Жак рассмеялся.

— Ничей я не хозяин, — сказал он, — ибо считаю, что человек сам себе хозяин. Просто я владелец этой земли.

— Жанна, Мария, Тибо, бегите все сюда! — закричал старик. — У нас сегодня праздник! Скорее, скорее сюда!

Все домашние сбежались на зов и окружили старика.

— Поглядите хорошенько на этого господина, — сказал он, — вы все, и вы, — добавил он, обращаясь к двум помощникам-пахарям, пастуху и птичнице, — ему мы обязаны всем, это наш благодетель Жак Мере.

Раздались радостные возгласы, все сняли шапки.

— Проходите, это ваш дом. Теперь, как только вы ступили на порог, мы всего лишь ваши слуги.

Все посторонились. Жак Мере вошел.

— Сходите за Бернаром — он на пашне, и за Розиной — она в коровнике… Сегодня праздник, никто не работает, — распорядился хозяин.

Бернар, его сын, и Розина, его невестка, были родителями белокурого мальчугана.

Через час сели обедать. Был полдень.

За столом собралась вся семья: Ганс — дед, Жанна — бабка, Бернар — старший сын, Розина — его жена, Тибо — второй сын, двадцатидвухлетний молодой человек, Мария — восемнадцатилетняя девушка, Ришар — светловолосый десятилетний мальчик, сын Бернара и Розины.

Старейшина уступил свое место Жаку, и тот сел во главе стола.

В конце обеда Жак спросил:

— Ганс Риверс, как давно вы арендуете ферму у нашей семьи?

— Да уже — постойте-ка, господин Жак, — это было, когда Тибо родился, а Мария еще нет, — значит, уже двадцать один год.

— Сколько лет вы платили за нее?

— Все время, пока был жив ваш почтенный отец, господин Даниель, то есть пятнадцать лет.

— Значит, вы уже седьмой год мне ничего не платите?

— Да, господин Жак, но вы сами так распорядились.

— Я сказал вам: вы люди честные, оставьте все себе, купите всякого добра: чем богаче вы, тем богаче и я.

— Именно так вы нам сказали, господин Жак, слово в слово, и с той поры мы живем в достатке.

— А когда стали распродавать имущество эмигрантов, то есть тех людей, которые борются против Франции, я сказал вам: «У вас, наверно, скоплены деньги, мои или ваши, не важно, купите земли эмигрантов, это хорошие земли, они будут продаваться не дороже двухсот-трехсот франков за арпан, хотя они нисколько не хуже тех, что можно купить за шестьсот или восемьсот франков».

— Мы так и сделали, господин Жак, и теперь у нас триста арпанов земли. Так что нынче мы — прости, Господи! — почти такие же богатые, как наш хозяин. Правда, мы должны вам, вместе с процентами, около сорока тысяч франков. Но мы готовы их вам вернуть, и не какими-то там бумажками, а настоящим серебром, как полагается.

— Об этот нет и речи, друзья мои. Сейчас мне эти деньги не нужны, но позже они мне могут понадобиться.

— Вы можете не беспокоиться, как только вы скажете, что вам нужны деньги, господин Жак, то не позже, чем через неделю вы их получите, даю слово Ганса Риверса.

Жак рассмеялся.

— У вас есть способ расплатиться со мной еще проще и быстрее: пойти и донести на меня. Я объявлен вне закона. Мне отрубят голову, и вы ничего уже не будете мне должны.