Читать книгу - "Замок Орла - Ксавье Монтепен"

– Quiam regnum coeli habebunt! – заключил монах. – Ибо, говоря по-простому, им принадлежит царство небесное.

– И я вам обещаю там почетное место, добрый мой брат, – продолжал Лакюзон. – Ну а раз уж вам надобно разложить все по полочкам, уясните себе наконец: я переодеваюсь в вашу рясу, набрасываю на лицо капюшон, и шведским стражникам, когда я предъявлю им пропуск за подписью их главнокомандующего, будет все едино, кто скрывается под этим капюшоном – капитан или монах.

– Погодите-погодите, – бросил монах, – а ведь это неплохая мысль!

– Иногда и меня неплохие мысли посещают, – не переставая смеяться, заметил Лакюзон. – А эта – совсем простая, и осуществить ее легче легкого. Ну же, брат Мало, давайте сюда скорей вашу рясу: сами только что сказали – время не ждет.

Святой брат уже было начал живо развязывать веревку, служившую ему поясом. Но преподобный Маркиз его остановил.

– Жан-Клод, – сказал он, – затея твоя безрассудна. Мы с Варрозом обязаны помешать этому всей данной нам властью, и мы действительно остановим тебя.

– Почему же, отец мой? – мягко спросил Лакюзон.

– Потому что, когда великие, святые интересы связаны с человеком, который, возглавив правое дело, не принадлежит более самому себе, этот человек, рискуя жизнью без нужды, совершает не просто глупость, а преступление. Во что бы ты ни рядился, Жан-Клод, ты рискуешь собой, вознамерившись проникнуть в самое логово наших безжалостных врагов и уж тем более – в темницу к дядюшке. Так что, капитан Лакюзон, человек, стоящий во главе партизанских отрядов горцев, человек, чье имя, только одно имя, служит символом борьбы и победы, не должен рисковать без всякой на то надобности.

– Отец мой, – ответил капитан, – вы не вправе усомниться ни в моем расположении к вам, ни в уважении к вашему опыту, ни в почтительном отношении к вашим словам. Но вам известно и то, сколь твердой становится моя воля, когда дело касается долга. Так вот, мой долг – проникнуть нынче ночью к Пьеру Просту, брату моего отца, и передать, что защитники его не дремлют и что он еще увидит, как они, с оружием в руках и готовые к бою, встанут щитом между ним и костром на площади Людовика XI. Вы говорите – риск. Но разве я виноват, что мне нравится рисковать? Ах, если б надо было всего лишь, как обычно, бросаться со шпагой наголо на французов или шведов в ответ на призыв: «Караул, Лакюзон!.. На помощь, Лакюзон!..» – я, наверно, подчинился бы вам. Но нынче ночью меня ждет не обычная опасность – совсем другой риск. Посмел бы я когда-либо еще проникнуть в логово к тем, кто назначил награду за мою голову? Осмелился бы спуститься по длинным лестницам в подземелье и, согнувшись под низким сырым сводом, стоять и слушать, как скрежещут ключи в тяжелых замках, а потом войти в каземат, зная, что за мной захлопнется дверь? Нет, никогда! А стало быть, не пытайтесь меня удержать, полковник Варроз и преподобный Маркиз, ибо это не в ваших силах! И пусть это приключение будет самым прекрасным из всех приключений Лакюзона!

– Мальчишка! – воскликнул священник. – И ради столь ничтожной прихоти ты готов рисковать жизнью?

– У меня есть и другая причина, – возразил капитан, – она покажется вам серьезной и убедительной. Однажды дядюшка сказал мне вот что – я повторю это слово в слово: «Если ты когда-нибудь узнаешь, что мне угрожает смертельная опасность, поспеши мне на помощь, Жан-Клод, ибо я знаю одну очень важную тайну и мне нужно успеть открыть ее тебе прежде, чем я покину этот мир». Вот видите, преподобный Маркиз, видите, полковник: это твердая воля моего дядюшки – и я как добрый его племянник не могу ее не исполнить.

– Тогда ступай! – проговорил священник, побежденный последним доводом Лакюзона. – А нам ничего не остается, как молить Бога, чтобы он хранил тебя.

– Молитесь, и да услышит вас Господь! – сказал капитан. – Ибо Господу вряд ли когда приходилось слышать мольбы столь благородного и святого человека.

И, обращаясь к монаху, с явно скучающим видом наблюдавшему за происходящим, прибавил:

– Брат Мало, я жду вашу рясу…

Не прошло и минуты, как наш капитан превратился в самого настоящего монаха.

– Ну что, можно меня узнать в этом наряде? – спросил он, набросив на лицо капюшон.

– Нет, если только шведы не проявят бдительность, – отвечал преподобный Маркиз, – и все же я боюсь…

– Через час я вернусь, дабы на душе у вас было спокойно.

– Захватишь пистолеты?

– Нет, с ними опасно, а пользы никакой.

– Возьми хотя бы кинжал.

– Охотно. Спрячу его в рукаве, благо он широкий… вот так. А теперь прощайте, вернее, до скорого свидания!

Капитан Лакюзон вышел из комнаты, а четверо наших героев: Маркиз, Варроз, Рауль и брат Мало – разместились на табуретах возле очага.

Все четверо молчали.

Полковник Варроз и преподобный Маркиз думали о Лакюзоне.

Рауль де Шан-д’Ивер – о Эглантине.

Добрый же брат Мало не думал ни о чем: он спал.

* * *

Как мы обмолвились выше, в казне Сен-Клодского аббатства хранились немалые богатства – дары, которые почтительные паломники всех сословий издревле складывали к раке с мощами святого епископа, уповая на его всемогущее заступничество.

Всевозможные слухи и народная молва рисовали эти подношения и вовсе несметными – подобными сказочным сокровищам: неисчислимым грудам золота, серебра и драгоценных камней, хранившимся в заколдованных подземельях из арабской сказки «Аладдин и волшебная лампа».

И желание, впрочем, легко объяснимое, запустить руку в сундуки, битком набитые монастырскими сокровищами, в немалой степени подвигло графа де Гебриана на захват Сен-Клода.

Как нам известно, несмотря на отчаянное сопротивление горожан ему это удалось.

Ну а покуда шведы с серыми спешили утолить свою безумную жажду грабежа, разбоя, а то и кровопролития, среди всего этого гибельного погрома в захваченном городе случилось очень важное для нас событие, оставшееся, однако, совершенно незамеченным.

Шайка серых, числом с дюжину, оставив всякую надежду поживиться чем в Сен-Клоде (что, как мы скоро убедимся, совсем не входило в привычку у этих горе-вояк), подалась за городскую окраину и, перебравшись вброд через Бьен – в известном нам месте, напротив которого Гарба сбросил веревочную лестницу Лакюзону и Раулю, – быстро взобралась на противоположную гору, поросшую лесом, где вскоре и затерялась.

Шайку возглавлял уродливый великан Лепинассу; однако в этот раз заправлял всем не он, а один из его спутников, которому бандит беспрекословно подчинялся.

Это был довольно рослый человек. Его лицо было скрыто под железной маской, обшитой черным бархатом. Маска покрывала его голову целиком, как шлем средневекового рыцаря, – и волосы, и даже шею. Этот таинственный человек, участник всех захватнических войн во Франш-Конте, был героем множества легенд, которые люди, трепеща от страха, пересказывали друг дружке зимними вечерами у камелька. Никто, как утверждала молва, не видел лица этого человека; никто не знал его имени; никто не знал, где он живет.