Читать книгу - "За скипетр и корону - Грегор Самаров"

Все громко засмеялись.

— Превосходно! — воскликнула графиня Клам. — А он верит в «тумбочку»?

— Не особенно, — сказал Райшах. — Он, кажется, не доволен духом армии и обнаружил в ней много беспорядков — и может быть, отчасти, не доверяет и самому себе.

— О самом себе генерал может думать что ему угодно, — проговорил оживленно граф Клам‑Галлас, — но что касается армии, то он не вправе ей не доверять. Армия превосходна и в образцовом порядке, а впрочем, если Бенедек будет продолжать относиться к офицерам, особенно из аристократии, так, как начал, и всегда и везде отдавать преимущество простому солдату и унтер‑офицерам, то порядок недолго сохранится.

И граф, резко отодвинув стул, на котором сидел, заходил взад и вперед по комнате.

— Не мое дело, конечно, — заговорил он немного спокойнее через несколько минут, — давать императору советы, кого выбрать в главнокомандующие, но я не питаю большого доверия к этому Бенедеку. Он понятия не имеет о том, что живет в сердцах древнеавстрийского дворянства, и его так называемые либеральные принципы подрывают дисциплину. Это, может быть, хорошо для Пруссии, где каждый — солдат, — в этом я не берусь быть судьей, — но для нас это никуда не годится, и тем менее подобает начинать подобные нововведения в момент начала большой войны и почти в день сражения возбуждать во всей армии оппозицию против офицеров.

Граф высказался очень взволнованно.

Никто не отвечал, и наступило молчание.

Фельдмаршал Рейшах прервал его, сказав:

— Но знаете ли, сударыни, самую животрепещущую новость?

— Нет, — ответила графиня Клам, — в чем дело? Какая‑нибудь выходка вашей Вольтер или Галльмейер?

— Гораздо лучше, — улыбнулся Рейшах, — очень пикантная дуэль.

— Дуэль? И между кем? Знакомые из общества? — Хозяйка дома забросала фельдмаршала вопросами.

— Улан Штилов, — сообщил Рейшах, — и итальянский граф Риверо, которого вы видели здесь в прошлом году, — он был представлен нунцием.

— Это удивительно! Когда же Риверо успел вернуться?

— Вчера, — отвечал Рейшах.

— И в первые же двадцать четыре часа дрался на дуэли? — удивилась графиня Клам.

— Кажется, дело вышло из‑за какой‑то дамы. Вы не слыхали ли о красавице Бальцер?

Молодая графиня встала и отошла в неосвещенную часть гостиной, к корзинке с цветами. Она нагнулась над цветами.

— Я слышала это имя в связи с именем Штилова, — ответила графиня Клам.

— Кажется, что старейшие и новейшие права пришли в столкновение, — заметил фельдмаршал.

— И случилось что‑нибудь серьезное? — допытывался граф.

— Этого я не мог добиться, — отвечал Рейшах, — но я боюсь за Штилова: Риверо известен как превосходнейший стрелок. Где же, однако, маленькая графиня? — спохватился барон, повернув голову и глядя в глубь салона.

Молодая графиня все еще стояла, склоняясь над цветами.

Мать бросила на нее быстрый, озабоченный взгляд.

Молодая графиня медленно вышла на свет. У она держала свежесорванную розу, лицо ее было бледно, губы крепко сжаты.

— Я сорвала розу, — произнесла она слегка дрожавшим голосом, — чтобы закончить мой туалет.

Девушка приколола цветок к груди и почти механически вернулась на старое место.

— Ах, я и забыла о вечере графини Вильчек! — Графиня Клам встала. — И вам надо приготовиться, и мне заехать домой.

— Позвольте вас проводить, — сказал Рейшах, и все уехали вместе.

Мать и дочь остались одни. Наступило молчание.

— Мама, — сказала молодая графиня, — я нехорошо себя чувствую, мне бы хотелось остаться дома.

Мать поглядела на дочь с участием и озабоченностью.

— Дитя мое, — с нежностью произнесла она, — прошу тебя, подумай, что могут сказать и что скажут, если ты сегодня не появишься в обществе, после того как тебя сейчас здесь видели?

Девушка закрыла лицо руками, легкое рыдание нарушило безмолвие гостиной, и стройная фигурка дрогнула. Слезы закапали на свежую розу на ее груди.

Лакей отворил дверь.

— Барон Штилов!

Глубокое изумление отразилось на лице графини Франкенштейн, тогда как дочь ее порывисто встала: яркая краска подернула ее лицо, и она почти тотчас же беспомощно опустилась в кресло, устремив полные слез глаза на дверь.

Лакей принял молчание графини за знак согласия и исчез.

Вошел Штилов.

Он, как всегда, был свеж, на лице его не осталось ни следа утренних тревог, только прежняя беспечная и легкомысленная веселость сменилась торжественной серьезностью, придававшею его красоте особую прелесть.

Он подошел к дамам.

Молодая графиня опустила глаза и завертела носовой платок в руках.

Мать приняла молодого человека с совершенным спокойствием.

— Мы вас давно не видели, — мягко сказала она, — где вы пропадали?

— Служба отнимает очень много времени, графиня. Вопрос о войне, кажется, решен, — надо приучаться к военному положению.

— Нам только что говорил о вас барон Рейшах, — продолжала графиня.

— И, верно, что‑нибудь злое? — заметил живо Штилов и пристально посмотрел на молодую девушку, которая не поднимала глаз и не шевелилась.

— Он нас испугал было, но, кажется, неосновательно, — добавила графиня, осмотрев его быстрым взглядом с головы до ног.

Штилов улыбнулся.

— Барон, по‑видимому, принимает во мне слишком большое участие, — сказал он, — но его заботливость совершенно лишена веских причин.

Графиня быстро взглянула на дочь.

— Вы едете сегодня к графине Вильчек? — спросила она.

— Я не знаком с ней, — отвечал Штилов тоном, в котором слышалось сожаление.

— Но, по крайней мере, проводите нас туда? — Графиня встала. — Мне надо еще привести в порядок мой туалет — дочь моя готова и пока посидит с вами.

Глаза Штилова сверкнули счастьем.

— Я совершенно к вашим услугам, графиня, — поклонился он.

Графиня вышла из комнаты, не обратив внимания на негодующий взгляд, который бросила на нее дочь.

Молодые люди остались одни. Наступила небольшая пауза. Штилов подошел к креслу молодой девушки.

— Графиня! — произнес он тихо.

Графиня подняла глаза и посмотрела на него с удивлением, тогда как губы ее сложились в горькую усмешку.

Свет упал ей на лицо и обличил, когда она подняла голову, ее слегка покрасневшие веки.

— Господи! — вскрикнул Штилов. — Вы плакали!