Читать книгу - "Рыцарский долг - Александр Трубников"

Трансиорданское нагорье, окрестности ущелья Вади ай-Муджиб, двадцать четвертый день раби-ус-саании 626 года хиджры (1229 г. от Р. X., 22 марта)

Арьергард миновал перевал, и отряд, грохоча по твердой, словно камень, земле, запетлял по дороге, спускаясь к чернеющим вдали ущельям. Робер де Мерлан, отпустив поводья и предоставив Ветру возможность самому выбирать дорогу, скакал в шаге от Сен-Жермена, докладывая о том, что им с Жаком удалось разглядеть с высоты.

– Человек двести, мессир. Все конные, в доспехах, идут ускоренным маршем и вооружены до зубов. Точнее ничего сказать не могу, они слишком далеко, – Робер нахмурил рыжие брови и нехотя добавил: – Пока.

– Как ты думаешь, брат-рыцарь, скоро они нас догонят? – не отрывая глаз от дороги, спросил приор.

– Они на расстоянии дневного перехода. Если это германцы или апулийцы, из тех, что прибыли вместе с Фридрихом, стало быть, кони у них не слабее наших. Если же наемные пизанцы или генуэзцы – то это немного лучше. Вооружены они тяжелее и, значит, движутся не так быстро. Однако они, в отличие от нас, идут без обоза.

Рыцари одновременно обратили хмурые взоры на подпрыгивающие кибитки.

– В любом случае, – подытожил Робер, – если мы выдержим взятый темп, то до того, как они плотно сядут к нам на хвост, у нас примерно два дня.

– Чормаган! – привстав в стременах и подняв руку над головой, закричал приор.

Нойон, скакавший на расстоянии полета стрелы от рыцарей, отделился от плотной группы монгольских всадников и приблизился к Сен-Жермену.

– За нами погоня, нойон.

Робер перевел слова приора. Прославленный монгольский военачальник посерел лицом.

– Ваши кони в горах и быстрее, и выносливее, – продолжил Сен-Жермен. – Оставь на перевале отряд в пять – семь всадников. Пусть они движутся, не теряя из виду наших преследователей, и предупреждают обо всем, что там у них происходит. И постарайся, насколько это возможно, ускорить движение кибиток.

– Я понял, – кивнул Чормаган и, ударив пятками коня, помчался обратно к своим нукерам, отдавая на ходу распоряжения.

Услышав нойона, возницы все как один начали яростно нахлестывать взмыленные спины и бока коренников. Грохот, сопровождавший движение отряда, усилился чуть ли не вдвое. Жак, посланный Сен-Жерменом в хвост колонны, наблюдал за тем, как его обгоняют короткие, почти квадратные, крытые повозки с колесами из цельных деревянных кругов, оббитых полосами железа, с орущими на облучках погонщиками. Вдруг его взгляд сам собой остановился на третьей или четвертой по счету кибитке, и рыцарь ощутил ставшую уже привычной особую дрожь, какая у него появлялась при соприкосновении с неведомым. Снова, в который раз, перед мысленным взором появился суровый старик, что запретил ему перелезать через стену и отправил обратно, в помощь своему сыну. Жак понял: мертвое тело Чингисхана на расстоянии вытянутой руки, а неупокоенный дух великого и беспощадного воина, не знавшего поражений, витает над отрядом, требуя, чтобы посланники, во что бы то ни стало, исполнили его последний приказ. Втягивая потрескавшимися губами солоноватый тяжелый воздух, он глотал саднящим горлом слюну, представляя себе при этом все более призрачную цель их бесконечного пути – белые стены Святого Града. Жак еще ни разу не видел Иерусалим, и он представлялся ему изображением на старинной гравюре, где за грозным частоколом высоких и мощных башен вздымаются сотни золотых куполов, увенчанных крестами…

Но, словно насмехаясь над его мечтами, дорога, по которой они мчались к эфемерной цели, походила не на лестницу, ведущую в обетованные небеса, а скорее на путь в преисподнюю. Горная гряда, возвышавшаяся далеко в стороне, подбиралась все ближе, и вскоре узкая каменистая дорога превратилась в зажатую скалами тропу. Пологие склоны холмов, только вчера зеленые и живые, теперь вздымались справа и слева черными стенами, сдавливая небо, которое еще недавно куполом Господнего шатра раскидывалось от оставленной далеко позади Ханаанской равнины и до самых дальних моавитянских отрогов.

Ничего подобного Жак не видел еще никогда. Лишь единожды, вместе со своим наставником, отцом Брауном, он побывал в настоящих горах. Тогда, нанося визит в одну из альпийских обителей бенедиктинцев, он был поражен до глубины души видом величественного горного хребта, отделяющего Бургундию и Прованс от Верхней Италии, и его наставник, на латинский манер, называл Цезальпинской и Трансальпийской Галлией. Альпийские вершины показались ему тогда воистину сказочными местами, суровым, но пронзительно-ярким миром рыцарей, сражающихся с драконами, мощных и гордых замков и монастырских крепостей, за стенами которых духовные пастыри, отрешившись от земной суеты, возносят молитвы Всевышнему.