Читать книгу - "Ветер богов - Богдан Сушинский"

— Кем прослушивается? — удивился Боргезе.

— Вы слишком беспечны.

— Но в самом деле — кем? Кто здесь осмелится подслушивать князя Боргезе? — Вся Италия знает, что скромностью своей князю Боргезе Рим не покорить. Но знает и то, что Рим покоряется чему угодно, только не скромности. — Это мои владения. Здесь моя вилла, моя охрана, мои камикадзе-коммандос… Пусть Бадольо и Муссолини скажут спасибо, что я до сих пор не объявил эту часть Италии своим княжеством. Или новой империей.

— Или новой империей, — с тоскливым педантизмом то ли согласился, то ли просто повторил главный конструктор. — Извините, я не владею достаточной информацией.

Сразу же чувствовалось, что кабинет Боргезе задумывался как сугубо домашний. Никакого стола, за которым можно было бы собирать гостей. Полки с книгами, журнальный столик, два кресла и письменный стол самого владетельного князя. Все пространство этой небольшой комнатки, свободное от шкафов и стеллажей, было заставлено макетами яхт, подводных лодок и прочих боевых кораблей. Если бы Скорцени не знал, с кем имеет дело, то решил бы, что попал в сугубо сухопутную каюту отставного морского волка.

Они уселись за столик, открыли бутылку корсиканского вина и, опустошив по бокалу, глубокодумно умолкли, будто рассчитывали, что разговор начнется сам собой, навеянный атмосферой этого укромного уголка. Однако молчание угрожающе затягивалось и становилось неприличным. В то же время «злой отчим Лондона»[25]по-прежнему делал вид, будто они собрались здесь вовсе не по его настоянию.

— Мне показалось, господин фон Браун, что у вас новости из Берлина, — наконец не удержался Скорцени.

— Мы можем говорить откровенно?

— Совершенно, — повертел между пальцами ножку своего розоватого бокала Скорцени.

— Помня, что обращаюсь к начальнику одного из отделов Главного управления имперской безопасности…

— Такое не забывается, — все еще предавался своему ироничнолегкомысленному настроению Скорцени. Однако фон Браун охладил его студеной грустью голубоватых близоруких глаз. Еще более бесстрастных, чем стекла старомодных очков в замусоленной металлической оправе.

— С вашего позволения, я хотел бы задать убедительно простой и прямой, как ствол полевого орудия, вопрос: что дальше?

Скорцени и Боргезе молча переглянулись.

Не найдя ответа, вновь глубокомысленно обратились к содержимому своих бокалов.

— Корсиканское вино наполняет нас духом Бонапарта, — объяснил этот порыв Скорцени.

— Я следил за тем, как оно наполняет вас духом Бонапарта, пока вы находились на Корсике, охотясь за Муссолини, — заверил его Боргезе, демонстративно теряя интерес к банальному вопросу фон Брауна. — Мне очень хотелось, чтобы эта ваша операция на

Санта-Маддалене удалась. Хотя, не скрою, завидовал вам. Спасителем дуче вполне мог бы выступить и мятежный князь Боргезе.

— Я отдавал себе отчет в этом. Кстати, кто там сейчас на Корсике? Уже американцы, англичане?

— Слава Богу, их не слышно еще и на Сардинии. Не терпится навестить Бонифачо с его «Солнечной Корсикой»?

— Союзники в Италии явно не спешат, — вклинился в их разговор «страшилище Лондона». — Демонстративно, я бы сказал, не спешат. Словно наблюдают за тем, как поведут себя германцы, предвидя свой крах.

— Если вы побаиваетесь, что я обвиню вас в пораженческих настроениях, господин конструктор «Фау», — заметил Скорцени, — то можете быть спокойны. В стенах Главного управления безопасности мы слышали и нечто похлеще.

— Я всего лишь хочу вернуть вас к тому вопросу, ради которого собрались здесь, дабы вы не увлекались корсиканками.

— Это вопрос философский. С ним нужно было бы обратиться к доктору Кальтенбруннеру.

— Я желал бы, чтобы наша беседа происходила в иной тональности, господин штурмбаннфюрер, — сверкнул острым взглядом своих глаз фон Браун. — Если уж мы решили посвятить несколько минут этой проблеме. Кстати, я приехал сюда не столько для того, чтобы выяснить, будут ли «Фау» переделываться под пилотируемые ракеты или же останутся непилотируемыми. Это я мог выяснить с помощью любого из направленных сюда служащих. Сейчас меня интересует более глобальная проблема: как, собственно, вы видите свое будущее? Вы, Скорцени, и вы, князь Боргезе.

— Я не знал, что вопрос ставится настолько глобально, — в слишком сдержанной форме извинился перед ученым Скорцени. — Но почему вы избрали для своих философских опытов именно нас?

— Потому что вы — немногие из решительных людей, которые способны физически и духовно пережить Третий рейх и, как мне кажется, уже сейчас задумываетесь над сущностью Четвертого рейха. Кроме того, мне хорошо известно, что фюрер лично беседовал с вами, господин Скорцени, по поводу создания страны Франконии. Кое-кто из наших политиков даже склонен видеть в вас будущего главу этого государства.

«Вот оно в чем дело! — понял Скорцени. — Он приехал сюда по совету Розенберга, с которым давно приятельствует. По совету или же под его влиянием, что не имеет принципиального значения. Но совершенно очевидно, что только Розенберг пока что умудряется видеть во мне будущего императора СС-Франконии».

— Надеюсь, я не раскрыл перед нашим иностранцем, — улыбнулся он князю Боргезе, — слишком большую государственную тайну? — несколько встревоженно поинтересовался фон Браун, чувствуя, что что-то заставило Скорцени напрячь мозги.

— На вилле возникают такие тайны будущего, что никакие секреты обреченного Третьего рейха смущать вас уже не должны, — успокоил его Скорцени. — Вы совершенно правы: судьба гитлеровской Германии предрешена.

«"Гитлеровской Германии”, — резануло слух Брауна непривычное для германского уха словосочетание. — Так Третий рейх именуется лишь в официальных материалах англичан. Да, очевидно, и красных. Иное дело, что точно так же его наверняка станут именовать во всех послевоенных газетах мира».

— Какие формы, какие географические и политические очертания приобретает ее крах — этого, очевидно, не сможет предсказать ни один ясновидец. Но, признаюсь, господин Браун, на виллу синьора Боргезе меня тоже привела не столько судьба управляемых ракет и «человеко-торпед», сколько желание поближе познакомиться с человеком, способным определять будущее Италии. Мы, трое сидящих здесь, — это уже мощный потенциал, весьма важный для основания новой Европы, новой волны национал-социалистического, арийского движения; иного политического подхода к созданию «Общества избранных», которое должно состоять не только из арийцев, как это считают фюрер и Гиммлер. А возможно, вообще не стоит обусловливать отбор интеллектуалов и приверженцев нового миропорядка принадлежностью к арийской расе.