Читать книгу - "Жестокое милосердие - Богдан Сушинский"

— Где бы мы еще поговорили об этом, как не здесь? Видит Бог: я давал вам шанс. — Он посмотрел на террасу. Ребята уже ушли. То, что они вырвались отсюда, похоже на чудо. Но оно состоялось. Эта засада — один из сюрпризов войны. В такой ситуации бывать ему еще не приходилось. — Мы уходим. А вы посидите полчаса, пока мои ребята поднимутся в горы. Каждого, кто высунется раньше, пристрелю.

Ответа не последовало. Подождав еще несколько минут, Беркут, стараясь не шуметь, чтобы немцы не догадались, что он спускается, медленно добрался до расщелины, однако в последнюю минуту остановился.

— Слушай, унтер! Я ответил на все твои вопросы. Ответь и ты на мой. Один староста села, который попался нам в пути, сказал, что солдаты, полевая жандармерия и полиция по всей округе разыскивает группу дезертиров. Их хотели арестовать за неповиновение офицеру и прочие грехи, но не успели. Группа ушла в лес. Это не о вас речь? Только честно.

Он слышал, как там, у подножия, разбирали оружие и снова о чем-то вполголоса спорили.

— Может, и сбежали, — это их дело! — наконец подал голос унтер-офицер. — Теперь многие понимают, что война с Россией будет проиграна.

— Брось! Это ты увел группу, — резко ответил Беркут. — И теперь мне понятно, почему у вас не оказалось гранат. Я с ужасом ждал, когда вы начнете забрасывать нас ими. Будь вы патрулем, у вас обязательно нашлись бы гранаты.

— Ты что, и вправду офицер? — поинтересовался унтер-офицер, уже другим, более миролюбивым тоном.

— Естественно.

— Наш или русский?

— Русский, конечно. Так что, пойдем вместе?

— Англичанам или американцам мы бы сдались. Русским — никогда! — снова вмешался тот, второй солдат. — Мы идем в Германию! — Голос у него был какой-то старческий, слабый, дрожащий.

— Не дойдете вы до Германии. Свои же перебьют. Или партизаны. Но это ваше дело. Объясните, какого черта вы затеяли эту пальбу?

— Так ведь тот, что на дереве, первый пальнул. А потом уже деваться было некуда. Откуда мне было знать, что вы слышали о дезертирах? — рассудительно заметил унтер-офицер. — Не пройдем мы, ты прав. Но иного выхода у нас нет, коль уж мы ударились во все тяжкие.

— Лейтенант, немцы! — это уже Арзамасцев. Он кричит, стоя на тропе, ведущей в невысокий, почти безлесный горный массив. Именно этой тропой им и нужно было уходить, но она показалась слишком крутой. — Не меньше роты!

— Божественно! Вовремя же мы вырвались! Эй, вы, слышите?! Сюда приближается около роты солдат, — перевел Андрей дезертирам. Похоже, что теперь он должен был относиться к ним как к союзникам. — Очевидно, по вашу душу. Услышали стрельбу и подняли по тревоге. Уходите по тропе вслед за нами.

Отходя вслед за товарищами, Беркут в последний раз взглянул на того, чей выстрел чуть не стоил ему жизни. Тело убитого все еще висело, намертво зажатое упругими ветвями ясеня, и предано оно будет земле даже без тех, самых скромных, солдатских почестей. Могилу этого дезертира с презрением будут обходить и те, кто еще вчера считал его своим собратом по оружию, и те, кто с самого начала войны видел в нем только оккупанта.

Почти до рассвета пробирались партизаны горными тропами, уходя все дальше на юг, в Подолию, и всю ночь слышали, как — то почти догоняя их, то чуть приотставая, — тащилась вслед за ними группка измотанных обреченных людей, которые сейчас не вызывали у Беркута ничего, кроме чувства жалости. И лишь под утро, когда, преодолев массив Медоборов, они остановились передохнуть в каком-то заброшенном, полусожженном чабанском домике, дезертиры вдруг исчезли. Как исчезают ночные привидения.