Читать книгу - "Рыцари света, рыцари тьмы - Джек Уайт"

Гуг и Арло сняли носилки Годфрея с телеги и устроили его вблизи походного костра. Поужинав и хлебнув глоток вина из меха, который носил с собой запасливый Арло, Сент-Омер разговорился.

— Я хотел для начала спросить тебя, — обратился он к Гугу слабым полушепотом. — Когда ты вернулся из Заморья домой, в Пайен, после первого похода, заметил ли ты, как все там изменилось?

— Изменилось? — Гуг на минуту задумался, переглянувшись с Арло, который сидел неподалеку и прислушивался к их разговору. — Да, теперь, когда я начинаю вспоминать, то думаю, что заметил. А почему ты спрашиваешь?

Сент-Омер кивнул, едва шевельнув головой, и прошептал:

— Потому что я было решил, что я один такой. Больше ни от кого я об этом не слышал.

Гуг, нахмурившись, погрузился в размышления.

— Наверное, Гоф, не дом изменился, а мы сами, — наконец произнес он.

— Это верно.

Сент-Омер умолк и несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем продолжил медленно размышлять вслух.

— У меня не осталось ничего общего… со старыми друзьями, которые не были с нами в походе. И мне никак не удавалось рассказать им, как там было… в Антиохии… и везде. Они, конечно, спрашивали… но я не мог объяснить… и я не хотел объяснять, потому что… знал, что им никогда не понять… как было на самом деле. К тому же… они ждали от меня… подтверждения тому, что уже слышали… Священники разъяснили им… все, что следовало… о славной Священной войне… поэтому мои рассказы… противоречили их словам… и показались всем… кощунством. Они вовсе не… не хотели понимать… что у меня на душе, Гуг.

Гуг смотрел на друга и время от времени кивал, соглашаясь с услышанным. Затем он взял Годфрея за руку:

— Я почти сразу столкнулся с таким же отношением, но ты к тому времени уже уехал к себе в Пикардию. Я же вынужден был остаться в Пайене.

Мне пришлось поехать туда, едва мы возвратились на родину… Ты же знаешь… я не мог выбирать… Луиза болела, а я… я так давно не виделся с ней… Она умерла восемь лет назад, в тысяча сто восьмом… Ты знал?

— Нет, дружище, лишь предполагал, поскольку именно с тех пор от нее больше не приходят письма, а ведь она так обожала их писать. Я понял, что только смерть или тяжелейший недуг могли лишить ее возможности переписываться со мной. Где ее похоронили? Ты отвез ее к нам, в Шампань?

Сент-Омер едва приметно покачал головой.

— Нет, она покоится в парке, в нашем поместье в Пикардии… Ей там нравилось… Слышал ли ты… Дошли ли до тебя известия о твоем отце?

— Нет. А что с ним? Он тоже скончался?

— Да… вскоре после того, как ты снова отправился сюда… он… не смог больше переносить разлуку с женой…

Мать Гуга умерла, когда он, совершенствуясь в учении, путешествовал по Лангедоку, и его поразило настроение отца на ее похоронах. Казалось, барон утратил всякий интерес к жизни. А теперь выяснилось, что и его уже нет на этом свете.

— Значит, теперь Вильгельм носит титул барона Пайенского?

— Да.

— Но как ты снова попал в Заморье? Может быть, ты устал и мы отложим наш разговор?

— Устал… немного. Прости меня, мой друг… завтра продолжим… еще наговоримся.

Не успел Гуг подняться и подойти к Годфрею поближе, чтоб устроить его поудобнее, как тот уже крепко спал. Арло принес из повозки еще одно покрывало и поплотнее укутал Сент-Омера, после чего сам устроился на ночлег рядом с хозяином.

На следующий вечер они определили Сент-Омера вместе с другими больными в иерусалимский госпиталь. Уже темнело, и друзьям было не до разговоров. Днем Гуга задержали дела, и он отправил к Годфрею Арло, который просидел подле недужного рыцаря до поздней ночи, болтая с ним больше о пустяках, когда тот изъявлял желание поговорить. Еще через день Гуг и Арло вместе навестили Сент-Омера, и де Пайен от души порадовался, что его приятель чувствует себя не в пример лучше: голос у того окреп, а цвет лица за трое суток значительно улучшился. Теперь их разговор получился куда более откровенным и многословным.

— В прошлый раз ты собирался рассказать, как снова попал в Заморье, — улыбнулся Гуг, — но не успел даже начать, как уснул.

На лице Сент-Омера возникла тень былой пренебрежительной и залихватской усмешки:

— Ах, прости, пожалуйста — это не я уснул, а мой организм меня подвел. Обещаю сегодня вести себя более уважительно… сколько смогу, по крайней мере.

— Надеюсь, ты вчера не выболтал все Арло?

— Нет, мы с Арло говорили о другом… о всякой ерунде. Боюсь, что и с ним я тоже уснул.

— Стоит ли из-за этого волноваться… Ты все-таки нездоров. Но мне не терпится услышать твой рассказ. Что же случилось на самом деле? Почему ты вернулся? Я думал, ты в жизни не решишься.

Сент-Омер поморщился и едва заметно покачал головой.

— На то была причина, о которой мы как раз говорили по пути из Иерихона. Я никак не мог успокоиться. Когда я вернулся в Амьен, я себя почувствовал рыбой, выброшенной на берег. А когда не стало Луизы, мне и вовсе расхотелось жить без нее… как и твоему отцу после смерти твоей матери. Я даже не подозревал, что так люблю свою жену, — до тех пор, пока она не заболела и не умерла. Тогда на меня свалилось бремя вины за все годы, что я провел на чужбине, играя в рыцарство, когда мог быть подле Луизы и наслаждаться ее здоровьем и красотой. Гуг, говорю тебе как на духу: я помышлял о смерти, потому что не думал когда-нибудь освободиться от этой вины и печали… Раза два я чуть себя не убил… Но не смог. Вопреки всем ожиданиям я унаследовал родовое поместье, поскольку старшим братьям разными путями суждено было отправиться на тот свет раньше меня. Так я стал главой семьи, несущим ответственность за весь наш проклятый род и его владения. Бог свидетель, я никогда не помышлял об этом и палец о палец для этого не ударил — все случилось само собой и лишь угнетало меня. И тогда… я обратился за советом и поддержкой к давнему другу.

В этих последних словах Гугу почудилась некая неуверенность. И проникновенный тон, которым тот их произнес, и мимолетный взгляд Годфрея, брошенный в сторону Арло, убедили его, что под «давним другом» следует понимать орден Воскрешения.

— Да, да, понятно, что же было дальше?

— Я получил прекрасный совет — и помощь из своих собственных источников. Жаль, что я не обратился к тому другу раньше, потому что решение, которое он мне предложил; напрашивалось само собой. Я тут же навел необходимые справки и, как только истек положенный срок траура, отписал всю свою собственность — и земли, и поместья — моему ближайшему родственнику, младшему кузену из Руана, что в Пикардии,^[10] а себе оставил только необходимую часть средств на вооружение и снаряжение небольшого отряда латников и рыцарей. Прощаться мне было особо не с кем, а те немногие, кого я знал, давно привыкли к мысли о разлуке за время моего молчаливого траура. Таким образом, ничто во Франции нас более не удерживало, и мы отправились в путь, едва все приготовления были закончены. Из Амьена мы прямиком проехали в Гавр, затем по морю — на юг, в Марсель. Оттуда мы отплыли на Кипр, чтобы снова очутиться в Заморье.