Читать книгу - "Красная перчатка - Виталий Гладкий"

Коч назывался «Ансельм» и нес на мачте флаг Новгорода. Он был меньшим по размерам, чем «Святой Бернар», но тоже приспособленным для плаваний по морям. Мало того, коч имел и «коцу» — двойную обшивку против льда. В общем, это было толково построенное и прочное во всех отношениях суденышко, единственным отличием которого от кораблей Великого Новгорода был дополнительный — косой — парус. В море преимущество парусного вооружения «Ансельма» сказывалось особенно зримо — коч шел галсами, да так быстро, как никакие другие суда, особенно тяжело груженые, брюхатые купеческие посудины.

Впрочем, и задача у «Ансельма» была иной. В его трюме, конечно, лежал груз на продажу: несколько тюков с беличьими шкурками, сорок бобровых шкур и десять бочек соленой семги — откупная мессира Реджинальда, которому волей обстоятельств пришлось отказать в приюте сыну благодетеля маленькой общины храмовников, бежавших от инквизиции на Север Руси. Но приказ командора кормчему мсье Ламберту звучал четко и недвусмысленно: торговля — это вторично, главное — доставить молодого боярина, сына Остафия Дворянинца, по месту назначения в город Любек живым и здоровым и позаботиться о его дальнейшей судьбе, насколько это возможно.

Когда Вышеня услышал, где ему предстоит прятаться от преследования ганзейцев, то его удивлению не было пределов. Ведь Любек — один из главных городов Ганзы, практически столица Ганзейского союза! Получается, что его бросают в змеиное гнездо. В ответ на недоуменный вопрос юноши мессир Реджинальд, улыбнувшись, ответил:

— Где лучше всего спрятаться камешку? На прибрежной отмели, усыпанной разноцветной галькой. В Любеке тебя даже не подумают искать. В крайнем случае, ты сможешь уехать оттуда в ту же Бретань. Наши братья, хоть их и немного, помогут тебе избежать опасности и найти надежное пристанище…

Вышеня оторвался от созерцания безбрежной и мрачной водной пустыни, бросив взгляд на Истому. Холоп сидел под мачтой с разнесчастным видом и грыз каленый сухарь — чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей. Истому словно подменили; куда и девались его веселость, живость и неусидчивость. Если раньше он вел себя с Вышеней почти как с ровней, то теперь заглядывал ему в глаза с собачьей преданностью, от которой юноше временами становилось не по себе.

Вышеня вспомнил, что случилось после суда над напавшими на обитель. Он ждал, что и ему не поздоровится, несмотря на утешительные слова мсье Адемара, — что ни говори, а в смерти храмовников была и его вина, пусть и косвенная. Когда его позвали в келью мессира Реджинальда, юноша пошел к командору с душевным трепетом и готовностью услышать в свой адрес все, что угодно.

До этого ему ни разу не приходилось бывать в комнате командора. Она оказалась гораздо просторней остальных келий братьев-храмовников, сплошь уставленная шкафами с книгами и пергаментными свитками. Мессир Реджинальд, мрачный и задумчивый, сидел возле стола и, не отрываясь, смотрел на большой хрустальный шар, лежавший на серебряной подставке в виде лодьи. Командор долго молчал, будто Вышени и не было в комнате, а затем, словно очнувшись, тяжело вздохнул, провел ладонями по лицу и сказал:

— Садись, боярин. Нужно поговорить…

Вышеня сел на край стула с высокой спинкой и потупился. Юноша понял, что командор уже принял какое-то решение, и боялся его услышать.

— Тяжкая утрата… Нас и так мало осталось… — Голос мессира был глухим и безжизненным. — Одно утешает — наши братья пали в бою, а это великая честь для любого рыцаря Ордена. Теперь они, минуя чистилище, предстанут перед Господом нашим, ибо воину, павшему на поле брани, прощаются все его грехи, — тут он снова бросил взгляд на хрустальный шар и решительно закрыл его куском черного бархата. — Твой ум в смятении, а душа жалобно плачет, боярин. Это мне понятно. Но не нужно винить себя. Все было предопределено заранее и не нами, а свыше. Теперь нужно искать приемлемый выход из создавшегося положения. Ганзейцы, конечно же, не оставят попыток достать тебя, а значит, могут прийти на остров еще раз. Теперь мы будем к этому готовы, — мессир Реджинальд поднял глаза на Вышеню. В его взгляде юноша не увидел обычной доброты; там сверкала холодная сталь. — Ты должен покинуть остров, — сказал он жестко. — Даже доброе отношение к нам твоего отца не заставит меня подвергнуть огромной опасности ни братьев, ни их семьи. О том, что тебя нет на острове, ганзейцы вскоре узнают. Как и то, что случилось с их людьми и наемниками. Единственное, что им будет неведомо, так это то, кто разбил их отряд. Мы пустим слух, что это сделали разбойники-свеи. Пусть поищут своих обидчиков… Что касается лично тебя, то в Новгороде появиться ты не можешь — пока рано и чересчур опасно. Придется тебе отправиться в далекое путешествие.

Ты хотел увидеть мир, как сказал Адемар, и у тебя появилась такая возможность. Если ты, конечно, не против… Мы обеспечим тебя на первое время деньгами, оружием, дадим имена надежных людей. А там будет видно. Истома сказал, что скорее всего твой отец станет посадником, и тогда проблема с Ганзой разрешится сама собой. Ганзейские купцы не рискнут большими прибылями из-за ссоры двух молодых людей, как это уже не раз бывало — суд постановит выплатить виру, и на том дело закроют.

— А что будет с Истомой? — спросил Вышеня.

— Ничего. Просто он станет твоим наивернейшим слугой, боярин. Твоим псом, которого ты, если захочешь, можешь забить палками до смерти. Или приказать ему прыгнуть в огонь, что он сделает с большой радостью и охотой.

— Как это может быть?!

— Очень просто. Один наш брат обладает удивительным даром учить уму-разуму разных людишек, место которых разве что на виселице. Человек после общения с ним становится как шелковый, даже если он самый страшный разбойник и негодяй. Что касается Истомы, то его вина, конечно, большая, но искушению Золотым Тельцом, увы, подвержены многие люди. Это скорее беда рода человеческого, нежели провинность. Не такие люди, как Истома, теряли честь и достоинство при виде увесистого кошелька с золотыми монетами. Короче говоря, Истома будет не просто твоим холопом, а рабом, верным псом, с которым ты будешь волен поступать, как тебе заблагорассудится… — на этом разговор с командором закончился.

А спустя неделю «Ансельм», груженный провиантом, пресной водой и товарами для торговли в Любеке, с командой, где кроме матросов были и хорошо вооруженные сержанты на случай встречи с пиратами, отправился в дальнее плавание. Он спустился по реке Свирь в Алдею[47], а оттуда по реке Нево вышел в Варяжское море. Начало пути получилось не из легких, несмотря на то что река Свирь на языке вепсов обозначала «Глубокая»; в ее срединной части из воды торчали черные клыки порогов, и лишь искусство кормчего мсье Ламбера сохранило и жизнь команды, и имущество Вышени.

Золотые шпили Любека словно выросли из воды. Утренний туман в устье реки Траве вдруг рассеялся, выглянуло солнце, и остров, на котором был построен город, показался во всем своем многоцветном великолепии. Краски осени еще больше усиливали эффект волшебной картины, представшей перед глазами Вышени. Белокаменные стены, окружавшие город, смотрелись особенно эффектно на фоне россыпи красных черепичных крыш трех— и четырехэтажных строений; а ярко-синие и зеленые кровли многочисленных башен и храмов казались ожерельем из драгоценных камней.