Читать книгу - "Священный цветок. Чудовище по имени Хоу-Хоу. Она и Аллан. Сокровище озера - Генри Райдер Хаггард"

– Кто ты? – закричал Бауси.

– Я воин, о король! Свидетельство тому – мои шрамы. – Мавово указал на следы, оставленные ассегаем у него на груди, и на свою разрезанную ноздрю. – Я вождь народа, от которого происходит твой народ, зовут меня Мавово. Я готов сразиться с тобой или с любым из твоих людей, готов убить тебя или любого другого. Есть здесь желающие быть убитыми?

Никто не отозвался: уж очень внушительно выглядел могучий зулус.

– Кроме того, я колдун, – продолжал Мавово, – причем один из самых могущественных. Я способен открывать ворота расстояния и читать скрытое в чреве будущего. Поэтому я отвечу на вопросы, которые ты задал белому господину, Макумазану, великому и мудрому, которому я служу, ибо мы сражались вместе во многих битвах. Да, я буду его устами и отвечу так: белый человек Догита, твой кровный брат, чье слово для мазиту имеет тот же вес, что твое слово, прибудет сюда через два дня на закате солнца. Я все сказал!

Бауси вопросительно посмотрел на меня.

– Да, – изрек я, чувствуя, что молчать нельзя, – Догита прибудет сюда на третий день, считая от сегодняшнего, через полчаса после заката солнца.

Что-то побудило меня прибавить эти лишние полчаса, которые в итоге спасли нам жизнь. Потом Бауси советовался с мерзавцем Имбоцви и с одноглазым стариком Бабембой, а мы смотрели на них, зная, что от исхода этого совещания зависит наша судьба.

Наконец король вновь заговорил:

– Белые люди! Имбоцви, глава наших колдунов, волосы которого вы сожгли с помощью злых чар, считает, что лучше убить вас немедленно, ибо сердца у вас злые и вы замышляете недоброе против моего народа. Я тоже так думаю. Но Бабемба, на которого я сердит за то, что он не исполнил моего приказания и не предал вас смерти на границе моей земли, когда встретил с невольничьим караваном, считает иначе. Он умоляет меня не спешить и заступается за вас. Во-первых, вы колдовством расположили его к себе, во-вторых, если вы говорите правду (во что мы не верим) и действительно пришли сюда по приглашению моего брата Догиты, то он огорчится, увидев вас мертвыми и не имея возможности вернуть вам жизнь. Это верно. Мне же безразлично, умрете вы сейчас или позже. Поэтому я решил держать вас пленниками до заката солнца указанного вами дня. Вечером того дня вас выведут на площадь и привяжут к столбам, где вы дождетесь наступления темноты, когда, по вашим словам, должен явиться Догита. Если он придет и назовет вас братьями, будет хорошо. Если же Догита не посетит нас или при встрече отзовется о вас дурно, будет еще лучше – вас пронзят стрелами в упреждение другим похитителям людей: пусть не переступают границ страны мазиту!

Я с ужасом выслушал этот суровый приговор, потом проговорил:

– Мы не похитители людей, о король! Мы скорее освободители, как это могут засвидетельствовать Том и Джерри, твои соплеменники.

– Кто такие Том и Джерри? – равнодушно спросил Бауси. – Хотя какая разница? Они наверняка лгуны вроде вас. Я все сказал! Уведите пленников. Хорошо кормите их и охраняйте до заката солнца назначенного дня.

Бауси встал, не позволив нам добавить ни слова, и удалился в большую хижину в сопровождении Имбоцви и советников. Нас увели под удвоенной охраной с военачальником, которого мы раньше не видели. У ворот крааля мы остановились и потребовали, чтобы нам возвратили отобранное у нас оружие. Вместо ответа воины положили нам руки на плечи и погнали дальше.

– Вот так дела! – шепнул я Стивену.

– Ничего страшного, – ответил он, – в хижинах у нас еще много ружей. Мне говорили, что мазиту ужасно боятся пуль. Начнем стрелять, и они разбегутся.

Я молча посмотрел на него – сказать правду, мне не хотелось спорить.

Воины подвели нас к хижинам и расположились снаружи. Стивен, горевший желанием поскорее осуществить свой воинственный план, сразу бросился в хижину, где мы держали ружья, отнятые у работорговцев, свои запасные винтовки и патроны. Вышел он побледневшим, и я спросил, в чем дело.

– В чем дело? – со смятением в голосе повторил он. – Дело в том, что мазиту украли у нас ружья и патроны. Ни крупинки пороха не оставили, теперь и огоньку в «Синий дьявол» не добавишь!

– Попросим мазиту, они и без коктейля огоньку нам добавят! – пошутил я, невзирая на смертельную опасность, которая нам угрожала.

Положение наше было ужасным. Пусть читатель представит его себе. Чуть более сорока восьми часов, и нас расстреляют из луков, если чудаковатый джентльмен, которого, может, уже нет в живых, к тому времени не появится здесь, в одной из самых труднодоступных точек Центральной Африки. Единственная наша гарантия – пророчество кафрского колдуна.

Надеяться на туземные гадания было глупо, вот я и стал думать о том, как бы нам спастись, но после нескольких часов размышлений ничего толкового мне в голову не пришло. Даже опытный и дьявольски хитрый Ханс разводил руками. Нас, безоружных, окружали тысячи дикарей, и все они, за исключением одного Бабембы, считали нас работорговцами, которых с полным основанием ненавидели. Ведь мы якобы явились, чтобы похитить у мазиту жен и детей. Король Бауси был настроен категорически против нас. Теперь я горько раскаивался в своей глупой шутке – и вообще раскаивался, что организовал экспедицию, в которую, по крайней мере, не стоило отправляться без Брата Джона. Из-за моей неосмотрительности мы нажили себе неумолимого врага в лице главного колдуна мазиту – для этого племени он был вроде архиепископа Кентерберийского. Нам оставалось лишь уповать на чудо и молиться, готовясь к неизбежному концу.

Правда, Мавово хранил бодрость духа благодаря воистину трогательной вере в свою змею. Он предложил погадать еще раз в нашем присутствии, дабы продемонстрировать, что в его пророчестве нет ошибки. Я отказался, ибо не верю в гадание. Стивен тоже отказался, но по другой причине. Он считал, что, если результат будет иным, на нас это подействует угнетающе. Зулусы колебались между верой и скептицизмом, как случается с неустойчивыми личностями, приступающими к изучению христианской апологетики. А вот Сэм не ведал колебаний, то есть буквально выл от страха, а еду готовил так плохо, что стряпню я поручил Хансу. Аппетит у нас пропал, но нужно было поддерживать силы.

– Мистер Квотермейн, к чему готовить изысканные блюда, если наши организмы не успеют извлечь из них пользы? – сквозь слезы вопрошал Сэм.

Прошла первая ночь, за ней следующий день и следующая ночь, которую сменило последнее утро. Я поднялся очень рано и наблюдал за восходом солнца. Никогда еще восход не казался мне таким прекрасным, как сегодня, когда я прощался с ним навсегда. Если только там, по ту сторону жизни, меня не ждут восходы еще прекраснее этого. Я вернулся в хижину. Стивен, толстокожий, как носорог, спал, словно черепаха зимою. Я вознес к небу искреннюю молитву и покаялся в своих грехах, коих набралось столько, что в отчаянии бросил это занятие и занялся чтением Ветхого Завета, который мне всегда нравился.

Попался мне псалом, описывающий, как пророк Самуил (вместо «Самуил» мне мерещилось «Имбоцви») рассекает Агага на части, после того как Бауси, то есть Саул, смилостивился и сохранил Агагу жизнь. Не слишком меня это утешило. Вне сомнений, мазиту верили, что я подобен Агагу, чей меч «лишал жен детей их», значит суждено мне, по примеру злосчастного царя амаликитян, отправиться, дрожа, навстречу своей участи^[23].