Читать книгу - "Укрепить престол - Денис Старый"

— Пан ротмистр, слышу я что-то! — сказал заместитель командира хоругви пятигорцев, младший сын героя Ливонской войны Темрюка Шимковича, Баязет Шимкович.

У этого воина был феноменально развит слух, да, впрочем, и зрение и наблюдательность. Михалевский, порой думал, что тут не обходится без колдовства, но отряд только выигрывал от «волшебства» Баязета.

— Всем молчать! — шепотом, но достаточно громко приказал ротмистр.

Приказ расходился цепочкой по всем воинам.

Вацлаву поручили в ночи занять позиции в березовой рощи, в месте, где она почти примыкала к первому оборонительному рву крепости. Командование считало, что этот участок — самый верный для того, чтобы его использовать и для лихих вылазок, и при сообщении защитников Смоленска со шпионами. Да и нужно было проверить вероятность того, можно ли пробраться максимально близко к первой линии обороны московитов.

— А ну, тишком! — незнакомый голос, говоривший на русском языке, резанул слух Михалевского.

— Где? — шепотом спросил ротмистр у Шимковича.

— Вон, оттуда, — Баязет указал рукой в сторону первого смоленского рва. — Три десятка, может чуть больше, если есть те, кто умеет ходить в лесу. Идут шумно.

— Командуй на обхват! Пошли людей, чтобы привели коней к опушке рощи, на случай, если еще какой отряд московитов будет перебираться через ров. Тогда мы стреляем из луков, пистолей и уходим, — расписал свой план Михалевский.

Пятигорская хоругвь не стала входить в березовую рощу на конях. Во-первых, полная луна и их силуэты на конях были бы видны, во-вторых кони в лесу чаще помеха. Хотя для тех воинов, которыми командовал Вацлав Михалевский, в лесу — все помеха. Пусть тут были уже дети тех воинов, что ранее предпочитали горы и жили среди них, эти люди уже выросли в Литве, но никакой подготовки действий в лесу, воины не имели.

— Взух! — просвистела стрела, пущенная пятигорцем, после отмашки Михалевского.

— Вз-взух, — другие воины пустили свои стрелы.

Все пятигорцы в хоругви Михалевского были великолепными лучниками, предпочитавшие лук со стрелами огнестрельному оружию. Вместе с тем, были и воины с пистолями, потому предрассветную тишину нарушил и грохот выстрелов.

— Назад! — кричал Николай Александрович Порыцкий, поведший четыре десятка воинов на вылазку.

С крепостных стен особо зоркие смогли увидеть какие-то шатры, явно хозяйственного назначения, как раз не сильно далеко от березовой рощи. Вот поджечь эти шатры, или, что лучше, взорвать в них пороховые бочки, и было задачей для Порыцкого. Но еще он должен был отвлечь все силы на себя и уходить березняком, уводя максимальное количество ляхов.

— Стой, московит! — прокричал Михалевский, но его призыв не был услышан.

Лишь, когда Порыцкому стало очевидным, что он окружен, Николай Александрович дал приказ прекратить сопротивление. Да и почти ничего не могли противопоставить русские воины профессиональным стрелкам-пятигорцам. В русском отряде было только шесть пистолей и они уже выстрелили, а время на перезарядку стрелкам не дали. Были еще пять арбалетов, но их хозяева были убиты первым же выстрелом.

— Кто головой у вас? — выкрикнул князь Порыцкий.

Михалевский не только знал русский язык, в его семье, он был родным. Отец Вацлава говорил с сыном и на польском и на русском. Мать же была русинкой и польского не знала. Поэтому ротмистр прекрасно понимал, что спрашивает русский.

— Я! — выкрикнул из-за березы Михалевский.

— А что прячешься, словно тать? — спросил Порыцкий, решивший с честью умереть, или как-то понять обстановку и суметь сбежать.

В любом случае нужно выяснить и сколько противника и может потянуть время. Выстрелы прозвучали, и Николай Александрович знал, что за первым валом находится полусотня воинов прикрытия, которая, когда будут отступать вышедшие на вылазку, могла дать слаженный залп по преследователям.

— А я тут! — сказал Михалевский, выходя из укрытия на поляну, куда вынудили выйти русских. — И я твой судья, я твоя смерть! За мать, за невесту и сестру, за то, что пришли в мой дом и разграбили его…

— Это после того, как ляхи убивали и грабили русские деревни и города? Насиловали наших баб и юных девиц? Когда Брянщина обезлюдила? — нашел в себе смелость и силу ответить Порыцкий, повторяя слова Козьмы Минина, что слушали все смоляне зимой, когда Козьма Минич приезжал в город и проводил идеологическую работу.

— Так ударим в сабли, пусть Бог и рассудит, за кем правда! — предложил Михалевский, обнажая свой клинок.

— В иной раз! Мне было бы не по чести в ступать с тобой в поединок… али ты князь? — отвечал на вызов Порыцкий. — Но и я за правду стою и за своего государя.

Ухмыляясь, Михалевский вышел чуть вперед и встал в стойку, заведя левую руку за спину, а чуть согнутую в коленях правую ногу, выставив вперед. На лице Порыцкого промелькнул страх, он понимал, что «закрыться» местничеством с поляком или литвином не получиться, но мужчина подавил в себе малодушие. Есть еще представители рода Порыцких, пусть их честь не пострадает, пусть говорят, что Николай Порыцкий достойно, не посрамив имя, ушел из жизни. А то, что выиграть поединок будет почти невозможно, князь увидел уже по тому, как изготовился его оппонент и какая от ляха исходит уверенность в своих силах.

Взмах. Порыцкий чуть провернул кисть и нанес коварный удар. Его сабля была нацелена в голову Михалевского, но резко изменила движение в направлении ключицы. Ротмистр лишь сделал уклонение корпусом и сам контратаковал. Порыцкий с трудом, но парировал удар, сразу же последовал еще один, еще. Князь отбивался, лихорадочно выискивая возможность контратаковать. Однако, Михалевский чувствовал бой, он просчитывал не только последующий удар, но и то, что будет делать через пять-шесть ударов и хитроумных связок. Важно было понять, чем сможет ответить русский.

Вацлав Михал не встречал русских, которые могли бы хорошо владеть саблей, хотя и сам был русичем, пусть и отринувшим православие, как и его отец. Однако, нельзя было недооценивать противника, поэтому Михалевский тщательно проводил разведку навыков и умений русского князя, раскачивая его в стороны. Уже то, что самому ротмистру удавалось атаковать и только думать о защите, но не защищаться, говорило о том, что противник не лучший мастер клинка, вообще не мастер.

— Заканчивай уже! — задыхаясь, сказал Порыцкий, сильно сожалея, что в последнее время мало тренировался сабельному бою, да и того, что не встречался с таким мастером в схватке.

«Батя