Читать книгу - "Помор - Валерий Большаков"

— Не распробовал ещё, — проворчал Фёдор.

Беньковский весело засмеялся и ударил в треугольник.^[104]

— Эй, проглоты! — крикнул он. — Обедать!

Чуге досталась ха-арошая порция густой мясной похлёбки с бобами — полная оловянная миска. Осторожно поставив её, помор наскоро сполоснул лицо и выхлебал кружку воды. Довольно выдохнув, словно остограммившись, Фёдор взял в зубы пару лепёшек с пылу с жару и направился в тенёк, под дерево. Кряхтя, устроился, с облегчением опираясь на ствол спиною — не вернулась пока ещё сила молодецкая, ослабли члены… Ничего, это дело наживное.

— У вас не занято? — спросил, ухмыляясь, Туренин, обеими руками держась за края горячей миски.

— Присаживайтесь, сэр, — церемонно ответил Чуга, — только траву не измажьте своей грязной задницей.

— А сам-то! — фыркнул князь. — Всё лицо в разводах!

Фёдор не ответил — он вгрызался в кусок лепёшки, зачерпывая ложкой пахучую похлёбку.

— Вкуснотища!

Заметив, что князь едва притронулся к яству, Чуга фыркнул:

— В большой семье клювом не щёлкают! А то останешься без сладкого.

Ларедо, добредя до них, расслышал последние слова и покивал.

— Эт-точно! — сказал он. — Я знал парней, которые ради «медвежьих ушек» — так тут пончики называют — готовы были по сорок миль скакать! А уж если их яблочным пирогом поманить… Сотню миль одолеют, лишь бы причаститься!

— Кушать надо неторопливо, — проговорил Павел назидательным тоном, — тщательно пережёвывая пищу…

— Да иди ты! — отмахнулся Шейн.

Фёдор помалкивал, благодушествуя. Но пришла пора, и он с кряхтеньем поднялся. Всем хороша передышка, одно в ней плохо — коротка больно…

…Тропа, по которой шло стадо, была неширока и разбредаться коровам не давала — её когда-то пробили сквозь чащу низкорослого чёрного дуба, растущего вперемежку с сумахом и ежевикой. Местами попадались заросли колючей груши, а вдоль ручьёв росли кизил и дикая хурма. К счастью, ручьи попадались нечасто, поскольку именно рядом с ними ковбоев атаковали полчища москитов, настоящие москитные тучи, облеплявшие лицо, руки, лоб. Не лучше гнуса в тундре! Руки размазывали комарьё по щекам, пачкая их своей и чужой кровью, а коням доставалось так, что бедные готовы были в костре гриву спалить, лишь бы избавиться от кусачих мучителей.

— Хоу! Хоу! — кричали бакеры, подгоняя непослушных, и, кроме их голосов, тишину нарушал топот копыт, громкий шорох трущихся коровьих тел да клацанье сталкивавшихся рогов.

Фёдор с Шейном поскакали вперёд, забирая чуток к западу, где зеленели холмы, поросшие дубняком и увенчанные изрядно выветрившимися скалами. Вскоре Ларедо отстал, разведывая источники и водоёмы, — чтобы утолить жажду сразу сотням бычков, нужна поилка соответствующих размеров.

Солнце припекало, но и ветерок обвевал. Высокие травы шелестели метёлками у самого стремени. Углядев отдельно стоявшую дубраву, Чуга направил гнедка к деревьям. Может, там озерко или ручей?

Посматривая по сторонам, Фёдор заметил неожиданный блеск на склоне ближнего холма. Мгновенно пригнув голову к самой гриве, он бросил коня к лесу.

Мелькнувшая догадка о том, что сверкнуть мог ствол ружья, тут же оказалась верной — пуля сквозанула над самой спиною, дуновением задевая голую шею, и тут же грянул выстрел.

Чуга дважды пальнул в ту сторону, где вспух и рассеялся клуб порохового дыма, а в следующий момент гнедой вынес его на травянистый склон, под сень корявых дубков.

Скрываясь за деревьями, помор направился на розыски стрелка, шепча неласковые пожелания в его адрес, однако никого не обнаружил. Не слезая с седла, Фёдор осмотрел кем-то пригретое местечко, истоптанное сапогами. В густых ветвях были прорублены своего рода амбразуры, вон валяются четыре окурка тонких чёрных сигарок-пахитосок, а рядом — гильза 44-го калибра. Видать, стрелок провёл в засаде добрый час, дожидаясь своей жертвы. Опять штучки Гонта?

Чуга усмехнулся: понял, гадёныш, что в честном бою с ним не совладать, и решил достать втихаря. Упорный, однако… Или тут побывал не Гонтов засланец?

Фёдор внимательно осмотрелся. Ага, вот деревце, к которому был привязан конь, трава вокруг объедена. На растрескавшейся коре осталось несколько серых волосков. Надо полагать, стрелок уехал на лошади мышастой масти — такую тут называют грулла.^[105]

А отпечаток грулла оставила — подарок следопыту! Левое переднее копыто было подрезано чересчур узко, правое тоже почикали больше чем надо — лошадь как бы ступала слегка по-медвежьи, косолапо, и это выделялось очень чётко, как роспись под важным документом.

Пройдя по следу, помор выехал в сырой распадок, но преследовать супротивника не стал. Ему работать надо, а не гоняться за душегубцами.

— Попадись мне только, — процедил он и развернул коня.

Под вечер Чуга разорвал новую пачку с патронами, набил огнеприпасами карманы и отправился подальше от стада пострелять. Нельзя пропускать занятия…

Перед ночлегом коров напоили из глубокого ручья и прогнали ещё версты две, чтобы скотина получше устроилась на ночёвку. Да и утром поднять животину будет полегче.

— Федька! — крикнул Туренин. — Поехали с нами!

— А куда это вы намылились? — поинтересовался Чуга.

— Тут городишко под боком, Сэнд-Сити!

— В кои веки ещё нам салун повстречается? — поддержал князя Шейн. — Считай, всё лето без выпивки!

— А стадо на кого оставим?

— Мы посторожим! — ответили близняшки Гирины. — Непьющие мы…

— Да я и сам… А, чёрт с вами, — махнул рукой Фёдор, — погнали!

Добрались до городишки в потёмках. Сэнд-Сити располагался в неглубокой долине, все холмы вокруг кудрявились лесами, но в низинах деревья: тополя или низкорослые ивы — росли только вдоль редких ручьёв.

Помор остановил чалого возле конюшни, избегая света фонаря, подвешенного у ворот. Пахло свежим сеном, навозом, кожаной сбруей и лошадиным потом.

Заводить коня внутрь Фёдор не собирался, лишней пары четвертаков у него не было, да и зачем? Он заехал в это местечко на пару минут, но осмотреться не мешает.

Жители Сэнд-Сити ложились рано, в их домах редко мелькал огонёк свечи, зато салуны были ярко освещены фонарями. В темноте слышались гулкие шаги по деревянным тротуарам, сопровождаемые звяканьем шпор, пианино из салуна «Высокая проба» наяривало «О, Сюзанна!», щёлкало колесо рулетки, клацали покерные фишки, нёсся гомон под звяканье стаканов — население гуляло по поводу ещё одного прожитого дня.