Читать книгу - "Зорро. Рождение легенды - Исабель Альенде"

Забота о Диего отвлекла Бернардо, и он совсем позабыл, как Монкада послал за Пелайо. Индеец вспомнил об этом спустя несколько дней, когда услышал от слуг, что на графа Орлова напали в ту самую ночь, когда он возвращался с вечеринки у Эулалии де Кальис. Русский аристократ допоздна задержался в гостях и лишь под утро сел в экипаж, чтобы вернуться в особняк, который арендовал на время краткого пребывания в городе. В узком переулке карету атаковали несколько бандитов, вооруженных мушкетами. Ловко управившись с четырьмя лакеями, они оглушили графа жестоким ударом и отняли у него бумажник, драгоценности и шиншилловый плащ. Нападение приписали партизанам, хотя до сих пор они не совершали ничего подобного. Все сходились на том, что в Барселоне не стало никакого порядка. «И зачем только придумали комендантский час, — рассуждали слуги, — если порядочным людям уже нельзя по улице пройти? Французы совсем за порядком не следят». Бернардо рассказал Диего, что у графа украли золото, которое он честно выиграл у Монкады.

— Ты точно слышал, как Монкада зовет Пелайо? Кажется, я знаю, что ты подумал. Ты думаешь, что Монкада замешан в нападении на графа. Довольно серьезное обвинение, не так ли? У нас мало доказательств, но я согласен, это вряд ли совпадение. Как бы то ни было, Монкада все равно мошенник. Я не могу допустить, чтобы он женился на Хулиане, но не знаю, как ему помешать, — проговорил Диего.

В марте 1812 года в Кадисе приняли либеральную конституцию. Она повторяла французскую революционную конституцию почти дословно, за тем исключением, что католицизм объявлялся официальной религией, а остальные запрещались. Томас де Ромеу с усмешкой заметил, что едва ли стоило отчаянно сопротивляться Наполеону, чтобы потом во всем с ним согласиться. И добавлял, что благие начинания, скорее всего, так и останутся на бумаге, поскольку Испания фатально отстает от Европы и войдет в девятнадцатый век лет через пятьдесят, не раньше.

Пока Диего слушал лекции в колледже, обучался фехтованию и пытался с помощью фокусов вернуть расположение Хулианы, которая вновь стала относиться к юноше с дружелюбным равнодушием, как только он выздоровел, Бернардо рыскал по городским улицам в тяжелых ботинках падре Мендосы, к которым так и не смог привыкнуть. Индеец никогда не расставался с заветным кожаным мешочком, и черная прядь Ночной Молнии настолько пропиталась его запахом и теплом, что почти слилась с его существом. За годы немоты у Бернардо чрезвычайно обострились зрение и слух. Юноша привык к одиночеству и нисколько не страдал в незнакомом городе среди чужих людей. Толпа не пугала индейца, ведь самым надежным убежищем для него была его собственная душа. Тоскуя о калифорнийских просторах, Бернардо все же сумел полюбить древний город с узкими улочками, каменными домами и суровыми церквями, напоминавшими о падре Мендосе. Больше всего ему нравилось в порту, на берегу моря, куда дельфины иногда приносили весточки с далекой родины. Бернардо бесцельно бродил по городу, смешавшись с толпой, чтобы постичь дух Барселоны и Испании. В один прекрасный день он повстречал Пелайо.

У дверей какой-то таверны прелестная замарашка цыганка на ломаном испанском предлагала прохожим погадать по руке. Минуту назад она уверяла моряка, что в дальних странах его ждет бесценное сокровище, хотя отлично разглядела на ладони несчастного крест, предвестие близкой смерти. Отойдя на несколько шагов, морячок обнаружил пропажу кошелька и решил, что гадалка обокрала его. Он вприпрыжку вернулся к таверне и, серый от гнева, истекая слюной, словно бешеный пес, схватил цыганку за волосы и стал трясти ее. Завсегдатаи таверны, высыпавшие на шум, стали подначивать его злобными выкриками. Ничто не сплачивало добропорядочных горожан сильнее ненависти к цыганам, а в лихие военные годы достаточно было ничтожной искры, чтобы вспыхнуло пламя вражды. Цыган обвиняли во всех смертных грехах, говорили даже, что они похищают испанских детей, чтобы продать их в Египет. В прежние времена казни еретиков, колдунов и цыган превращались в веселые празднества. Матрос уже собирался броситься на женщину с ножом, но от толчка Бернардо рухнул на землю, да так и остался валяться в пыли, пока не протрезвел. Бернардо не мешкая схватил цыганку за руку, и они бросились бежать, теряясь в лабиринте улиц. Лишь в квартале Барселонета беглецы убедились, что разъяренная толпа перестала их преследовать. Бернардо хотел было распрощаться с цыганкой, но та настояла, чтобы юноша проводил ее. В проулке стояла кибитка, разрисованная причудливыми узорами и знаками зодиака; к ней был привязан здоровенный угрюмый першерон[23]. Изнутри это удивительное средство передвижения, похожее то ли на пещеру, то ли на юрту кочевников, было сплошь обклеено дешевыми образками, на полу валялся ворох пестрых юбок и цветистых платков. Пахло духами и несвежим телом. Всю обстановку составляли жалкий тюфяк и потертые бархатные подушечки. Цыганка жестом предложила Бернардо сесть, сама уселась напротив, поджав ноги, и принялась внимательно, без тени улыбки рассматривать индейца. Потом гадалка достала склянку с какой-то жидкостью, отхлебнула и протянула ему, все еще тяжело дышавшему после отчаянной гонки по улицам. У женщины была смуглая кожа, сильное тело, взгляд дикарки и крашенные хной волосы. Цыганка была одета в пышные юбки с воланами, поношенную блузу, короткий жилет со шнуровкой и шаль с бахромой. Она ходила босиком, а голову повязывала платком, как все замужние женщины и вдовы ее племени. На запястьях гадалки позвякивали браслеты, на лодыжках болталось несколько серебряных колокольчиков, а платок украшали золотые монетки.

Чужакам-гадже она привыкла представляться Амалией. При рождении ее назвали по-другому, но настоящего имени девочки не знал никто, кроме ее матери; его никогда не произносили, чтобы не привлекать злых духов. У цыганки было и третье имя, которым ее звали в таборе. Ее мужа Рамона убила разъяренная толпа на рынке в Лериде, когда он воровал кур. Они повстречались еще в детстве. Семьи молодых людей сговорились поженить их, когда Амалии было всего одиннадцать лет. Свекор заплатил за девушку большой выкуп, потому что она отличалась крепким здоровьем и сильным характером, была отличной хозяйкой и, кроме того, слыла настоящей драбарди — гадалкой и знахаркой, способной лечить колдовством и целебными травами. В одиннадцать лет Амалия напоминала худосочного котенка, но цыгане не слишком высоко ценили женскую красоту. Худая, как скелет, девчонка вскоре превратилась в привлекательную женщину, однако ее мужа ждало горькое разочарование: она так и не смогла родить. Цыгане считали детей благословением небес, муж имел право прогнать бесплодную жену, но Рамон слишком сильно любил свою Амалию. Женщина так и не оправилась от смерти мужа. Она не смела призывать любимого из царства мертвых, не могла даже произносить его имя, только молча плакала по ночам.

Ее племя веками скиталось по миру, гонимое и презираемое всеми. Предки цыган тысячу лет назад покинули Индию и обошли всю Азию и Европу, прежде чем обосноваться в Испании. Здесь их встретили так же враждебно, но местный климат благоприятствовал кочевой жизни. Многие цыгане осели на юге, но несколько таборов продолжали скитаться по всей стране. К одному из них принадлежала Амалия. Этот народ повидал столько горя, что привык бояться всего на свете и никому не доверять, потому женщину так тронуло внезапное заступничество Бернардо. С гадже можно было только торговать. Любая другая форма общения с чужаками могла навлечь на табор неисчислимые беды. Цыгане старались селиться на окраинах, избегали инородцев и горой стояли друг за друга. Однако этот юноша совсем не походил на гадже. Скорее, он тоже был цыганом из какого-то далекого и незнакомого племени.