Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

дом сгорел, – подтвердил Кржицкий польскую народную мудрость. – То, что было сделано Молотовым, Бевином и Бирнсом на совещании в Москве, вселило в людей всего мира больше надежд, чем что-либо другое. Когда Лондонская конференция окончилась неудачей, разочарование чувствовалось и на Международном конгрессе профсоюзов в Париже. Реакционеры же, особенно польские, радовались и произносили тосты по случаю того, что наконец произошел разрыв между союзниками.

– Надеялись ли польские реакционеры, что между Советским Союзом и союзниками будет война?

– Ну да.

– Думать так очень глупо, – успокоил Сталин.

В мае 1946 года Сталин даст наставление польским лидерам:

«– В Польше нет диктатуры пролетариата, и она там не нужна. Может быть, и у нас в СССР, если бы не война, диктатура пролетариата приобрела бы другой характер… Ваша демократия особая. У вас нет класса крупных капиталистов. Вы провели национализацию промышленности в 100 дней, а англичане ведут за нее борьбу в течение 100 лет. Поэтому не копируйте западные демократии, пусть они копируют вас. Демократия, которая установилась у вас в Польше, в Югославии и отчасти в Чехословакии, – это демократия, которая приближает вас к социализму без необходимости установления диктатуры пролетариата и советского строя».

Вопросы, связанные с выполнением договоренности с Бирнсом, Сталин 7 января обсуждал с Председателем Совета Министров Болгарии Георгиевым, министрами Стайновым и Юговым и посланником в СССР Михалчевым.

– Как у вас с оппозицией? Нам сообщают, что у вас возникли трудности в реализации решений Московского совещания.

– Первые сведения, полученные правительством, о настроениях в оппозиционных кругах после опубликования Московских решений, говорили, что оппозиция, особенно земледельческая оппозиция, склонна к примирению. Болгарское правительство отдельным письмом пригласило руководителей отколовшихся от Отечественного Фронта оппозиционных групп земледельцев и социал-демократов. Как видно из их ответов, оппозиция выдвигает абсолютно неприемлемые положения и не считается с решениями Московского совещания о Болгарии.

Сталин рассказал, как вопросы о Болгарии обсуждались в Москве:

– Англичане и американцы ставили вопрос о Болгарии вместе с румынским вопросом. В отношении обоих государств они требовали следующее. Первое: нейтрализации министерства внутренних дел. Второе: официального заявления со стороны правительств обеих стран о том, что они обеспечивают свободу слова, печати, право партий выступать с отдельными списками на выборах. Третье: включения в состав правительств представителей оппозиционных партий и реконструкции этих правительств…

Мы им ответили, что в первую очередь надо отделить Румынию от Болгарии, так как в Болгарии выборы уже произведены. Они с этим согласились. Потом мы заявили, что оппозиция должна быть лояльна, как, например, в Америке. Мы отклонили требование о реконструкции болгарского правительства. В Болгарии оппозиционерам дают министерства, а они еще не хотят идти в правительство. Это уже нахальство.

– Оппозиция получает плохие советы извне, – пожаловался Георгиев. – Если бы можно было приостановить эти плохие советы или заменить их хорошими…

– От кого получает оппозиция плохие советы? – поинтересовался Сталин.

– От американского политического представителя Барнса. Он слишком связал свое имя с болгарской оппозицией и не считается ни с какими общепринятыми нормами поведения дипломатических представителей.

– Очевидно, нам надо вмешаться, – заметил Сталин. – Ваши переговоры с оппозицией еще нельзя считать законченными?

– Формально переговоры не прерваны, а по существу дело безнадежное, – ответил Георгиев.

– В Румынии дело закончилось хорошо. Там оппозиция оказалась умнее. Больше всего радовался достигнутым соглашениям король. Он едва не заплакал от радости. Его могли выгнать, а теперь, слава Богу, он на какое-то время спасся.

– Труднейшим вопросом для нас является признание выборов, – признал министр иностранных дел Стайнов.

Сталин возмутился:

– Выборы кончились. Ваша оппозиция может убраться к черту. Она бойкотировала эти выборы. Три великих державы признали эти выборы. Англичане и американцы думали, что если выборы в Болгарии будут свободными, то Отечественный фронт останется в меньшинстве. А этого не получилось.

И тут же Генсек дал указание Вышинскому:

– Петков нахально требует реконструкции Болгарского правительства и роспуска парламента. Это наглец. Его надо поставить на место так, как поставили румынского короля.

На последовавшем ужине, где тамадой выступал, естественно, Молотов, взял слово и Сталин (по записи болгарина Михалчева):

– Я поднимаю тост за то наше поколение, которое осуществило этот переворот, за ленинцев, к которым отношу и себя, за людей сегодняшней России. Ленин, который научил нас относиться к любой нации как к самостоятельной культурной единице, вне зависимости от ее величины и силы, был истинным создателем нового, современного, настоящего славянофильства. Наше славянофильство опирается на новую основу, на основу взаимного признания свободы, самобытности славянских народов. Тем славянским народам, что поменьше, для спокойной жизни нужно покровительство могучей силы, коей является Советский Союз. Славянская общность должна строиться на взаимоуважении. Взаимопомощь прежде всего создает почву для тесного сотрудничества между славянскими народами, что не предполагает отчуждения от других демократических стран. Только Советский Союз может прийти на помощь малым славянским народам и спасти их. У Болгарии хватит мужества, чтобы ликвидировать свое ошибочное политическое прошлое, и она его ликвидирует с абсолютной решимостью, на 100 процентов.

ООН – первая Генассамблея

В первую неделю января 1946 года министры иностранных дел и дипломаты со всего мира собрались в Лондоне на первую сессию Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Прибыла 51 делегация. Советскую возглавлял Громыко, впервые прибывший в столицу Англии.

Освещать работу Генассамблеи собралось около 400 представителей средств массовой информации. Заседания начались 10 января и проходили в старинном здании Сентрал-Холл Вестминстера. Председателем заседаний избрали бельгийца Поля-Анри Спаака.

Именно в Лондоне был решен вопрос о штаб-квартире ООН. Представитель США сообщил, что правительство его страны уже подыскало место в центре Нью-Йорка, на Манхэттене. «Этому помог широкий жест Рокфеллера, передавшего в дар ООН находившийся там участок земли, – замечал Громыко. – Со свойственным ему чутьем Рокфеллер понял, что понесенные им при этом солидные издержки будут в перспективе перекрыты громадными барышами, которые потекут в его сейфы в результате подорожания земли во всем районе вокруг штаб-квартиры ООН».

Неожиданно для советской делегации, в центр дискуссий сразу выдвинулся иранский вопрос. Впрочем, для читателя не неожиданно. К тому же в январе 1946 года в северо-западных районах Ирана не без участия Москвы на границе с Турцией был провозглашена Курдская Народная (Мехабская) Республика во главе с одним из лидеров демократической партии Иранского Курдистана Кази Мухаммеда.

Представитель Ирана обратился к Бирнсу с вопросом о возможном внесении в Совбез жалобы на присутствие там советских войск. Госсекретарь в мемуарах изображает полную невинность (иранцы внесли ее до того, как он успел дать им совет), но у Москвы были основания для уверенности в обратном. Существовала договоренность, что до окончательного формирования СБ на его рассмотрение могли быть