Читать книгу - "Уругуру - Алексей Санаев"

Единственное, что беспокоило меня в тот вечер, незнание догонами французского языка. Мне было совершенно не интересно сидеть истуканом среди галдящих по-своему туземцев и глупо улыбаться, в то время как они будут приговаривать меня к смертной казни через удушение. Зато я не сомневался, что, если беседа со старейшинами пойдет на французском, у меня будут все шансы решить все вопросы с аборигенами. Уж что-что, а говорить я умею профессионально.

Второе, что немного нервировало, участь Брезе и Лабесса, которые еще с утра отправились бродить по окрестностям деревни с огромным мешком, коробками и пробирками для сбора образцов почвы, растений и насекомых. Несмотря на то что отправились они в сопровождении Малика, который слегка понимал язык догонов и в любом случае мог объясняться с местными на своем родном фульбе, меня волновало, что они тоже могли вступить в нежелательный контакт с вооруженными людьми.

Но, подходя к площади, я заметил, что мои опасения не имели под собой почвы. Под низким навесом из соломы и веток, стоявшим на толстых резных деревянных столбах – догоны называют его тогуна, – уже восседали человек десять почтенных старцев в темно-синих одеждах. Рядом под навесом стояла бочка с просяным пивом. Чуть дальше на камнях, возле пылающего костра (у меня еще мелькнула забавная мысль: а не для нас ли его развели?), примостились Оливье и Жан-Мари. Они удивительно напоминали двух христианских миссионеров, захваченных врасплох озверелыми каннибалами и теперь пытавшихся доказать, что прибыли сюда покупать пряности. Мне пришло в голову, что колоритнее было бы увидеть их здесь связанными спиной к спине.

Но они, похоже, чувствовали себя как дома. Оливье Лабесс выглядел бодрым, как белка, отчаянно жестикулировал и выкрикивал одну за другой длинные французские фразы. Жан-Мари в своем джинсовом жилете невозмутимо покачивал сачком, оглядывал присутствующих и высокомерно молчал. За кустами и амбарами, окаймлявшими полянку размером десять на десять метров, не больше, толпились местные жители с надрывно голосившими детьми. Там же, у границы площадки, сидел скучающий Малик, не допущенный к участию в высоком ареопаге. В картине явно недоставало нас с Амани.

– Сео! – приветствовал я всю сходку на местном языке, обгоняя нашего конвоира и подходя к тогуна.

Оливье и Жан-Мари благодарно улыбнулись, увидев нас.

– Сео, – растерянно отозвались старейшины, прекращая разговор с Оливье.

Промолчал лишь один человек – пожилой негр с седой бородой, восседавший на почтительном расстоянии от своих приятелей. Он с интересом оглядел каждого из нас по очереди. Я сделал вывод, что это и есть вождь селения.

– На сео, – заявил я, встав прямо рядом с тогуна. Амани присела рядом с Жаном-Мари на корточки, положив на камень штатив.

– Брефо э, – посыпались вразнобой слова благодарности за пожелание здоровья.

Вождь снова не раскрыл рта.

– Сео ма, – обратился я непосредственно к нему, и он недовольно посмотрел на меня из-под своих пушистых седых бровей.

Посмотрел – и вдруг тоже произнес еле слышно:

– Брефо...

Все-таки сказал спасибо! Очевидно, не здороваться было бы с его стороны совсем невежливо, даже если собеседник – бледнолицая тварь типа меня.

Почувствовав, что я тем самым одержал первую маленькую моральную победу, я с торжествующим видом оглядел своих спутников. Мне стало понятно, что в предстоящей беседе не будет место европейской по-литкорректности, а следовательно, вести ее должен только русский человек.

– Орехи, – чуть слышно сказал я Амани по-русски, и она с готовностью протянула мне пакет орехов кола, которые я принялся в полном молчании раздавать присутствующим.

Из старейшин не отказался никто, даже старый вождь взял пару штук и засунул себе куда-то за пазуху. Окружившие площадь люди наблюдали за мной, как за быстро бегущим экзотическим насекомым, а дети, как и всегда после начала любого представления, открыли рты и перестали голосить. На площади Номбори наступила тишина, и я чувствовал себя как солист передвижного кружка иллюзионистов. Оставалось только провозгласить: «А теперь, дамы и господа, прошу из зала бесстрашного добровольца!»

Но вместо этой беспроигрышной фразы я уселся на какой-то камень в центре площади и сказал по-французски:

– Спасибо за то, что вы позволили нам провести время здесь в Номбори. У нас на родине хорошо известны традиции гостеприимства догонов.

Я не смотрел на своих коллег, уверенный, что они по достоинству оценили этот заход. Мне была интересна реакция старейшин и их вождя, которые, судя по всему, впервые слышали о традициях своего собственного гостеприимства. В эту минуту мне уже было абсолютно понятно: предстоит дискуссия. И мне хотелось провести ее с достойным противником. В своем умении полемизировать я ничуть не сомневался.

Старый вождь пожевал губами, но ничего не сказал. Вместо него в разговор вступил старичок посвежее, с глубоким шрамом через всю голову и живыми умными глазами.

– Мы никогда не приглашали вас сюда, – сказал он, к моему облегчению, по-французски. – Мы дали вам ночлег, мы ждали, что вы уйдете, как уходят все белые туристы. Мы не звали вас в наши дома и наши святилища. Почему вы беспокоите нас?

Я что-то не мог припомнить, чтобы мы совались в дома или святилища в этой деревне. Мы просто не успели бы этого сделать – в деревне мы провели всего несколько суток. Я с ужасом представил себе, что Жан-Мари в погоне за очередной неизвестной науке лягушкой вломился в частный дом и нарушил какое-нибудь жуткое табу.

– Мы не туристы, – произнес я вполне твердо. Именно таким тоном, должно быть, отвечали в начале девятнадцатого столетия первые англиканские миссионеры, прежде чем взойти на свой костер. – Мы исследователи, ученые. Мы приехали из Европы изучать великую культуру народа догонов, ваше прошлое, ваши обычаи и ваш язык.

Группа старейшин загудела, прямо как на вечерних телевизионных шоу. Но софиты направлены лишь на главных героев, они не выхватывают из тьмы аудиторию с ее реакцией на происходящее.

– Зачем вы хотите изучить наш язык, проникнуть в наши тайны? – спросил, насупившись, старик со шрамом.

– Мы напишем книги, после которых о ваших богах и героях, о великих деяниях ваших предков узнает весь мир!

К этому моменту я уже приобрел благородно-торжественный вид и жалел, что не могу обернуться в какую-нибудь тогу, отороченную бобром. Шорты и мокасины с образом пророка-чревовещателя явно не гармонировали.

– Люди со всего мира приедут сюда воровать наши секреты, – возразил мне старейшина, которого я прозвал про себя Шрамом. – Мы потеряем покой и потеряем наше знание.

– Нет. Люди приедут почтительно слушать вас и учиться у вас, точно так же, как приехали сюда мы.

– Они принесут сюда пороки. Всякий чужеземец приносит с собой пороки своей страны, мы видели уже много таких.

– Но ведь вы сумели победить их? – возразил я. – Вы сумеете оградить своих людей от пороков, как сумели до сих пор. А новые люди принесут вам деньги и товары.