Читать книгу - "С Ермаком на Сибирь (сборник) - Петр Краснов"

Все было покрыто снегом. Небо было синее, глубокое. Сибирский мороз трещал за домами. Изо всех труб хвостами вился к небу дым, и от этого дыма празднично и весело было на сердце у Феди.

Ермак ходил по избе. В горнице было тепло. Окна заклеили бумагой и исправили печи. Целый месяц занимался Ермак устройством своего отряда в Искере.

«Оконил», посадил на коней всех казаков. Далеко в степи послал есаулов оповестить татар о завоевании Сибири и о подчинении ее московскому царю.

С морозами стали возвращаться из лесов и степей мирные татары. Они посылали с поклонами гонцов и сами назначали дань. По приказу Ермака сдавали лучшее для посылки в Москву, Царю Иоанну Васильевичу.

Отдельные юрты и целые кочевья и городки посылали к Ермаку представителей заявить о верности Русскому Белому Царю и называли Ермака «правителем добрым». На сотни верст глухою зимою ушли казачьи отряды, приводя к клятве татар, устраивая охранные городки, ветвями и соломенными вехами, намечая в снежной степи будущие широкие шляхи.

Кучум от горя одряхлел, потерял зрение и с небольшим отрядом, одинокий скитался по Ишимской степи^[46]. Оправившийся от ран Маметкул со своими уланами рыскал по степи, кругом Искера и захватывал одиночных казаков, заставляя Ермака быть настороже.

Весь дом Ермака был завален товарами, присланными от татар для отправки в Москву, в дар царю. По базам^[47] стояли кони.

Ермак в собольей шубе подошел к Феде, переписывавшему за столом опись отобранного для царя, хлопнул Федю по плечу и сказал:

– А ну, читай, что пошлем с Иваном Кольцо для Москвы!

Федя встал с лавки, развернул длинный свиток и стал читать.

– Соболей темных шестьдесят сороков…

– По сорок шкурок увязывали?

– Так точно, атаман. Сам проверил. Все полностью две тысячи четыреста собольков, один другого краше. Таких в Москве и не видали. Таким соболям цены нет.

– Ну ты же знаток. Чти дальше.

– Черно-бурых лисиц – двадцать.

– Маловато.

– Да ведь каковы лисицы-то, атаман! Это не сиводушки, а черны, как ночь. Мех в синь отливает. А нежен как… Бобров камчатских – двадцать.

– Будет день, – задумчиво сказал Ермак, – когда казаки русские и на Камчатку заберутся. Мне рассказывал Бурнаш про Камчатку. Горы там есть дымные и течет из них грязь. Занятно те горы самому повидать… Ну, дальше что?

– Ларец березовый узорный, и в нем литого золота самородков восемь… По двадцать и тридцать золотников весом…

– Это только для начала… Так пусть и скажут. Богата золотом Сибирь…

– Ларец резной, мамонтовой кости, китайской работы и в нем – изумрудов пятнадцать крупных, аметистов камней восемнадцать.

Дверь в избу приоткрылась, впуская клубы морозного пара, и в нее заглянул казак в бараньей шубе.

– Атаман, – сказал он, – привели коней, что для царя отбирали. Пожалуешь смотреть?

– Постой, Федор. Пойдем посмотрим, какими конями поклонится Сибирь царю московскому.

Как гладкое серебряное блюдо, блистал утоптанным, крепким скрипучим снегом большой просторный двор. На нем собрались есаулы и казаки. Пять татар в теплых, наваченных халатах и круглых меховых шапках держали лошадей, накрытых дорогими пестрыми коврами. У крыльца на длинной лавке были разложены цветным сафьяном обшитые, украшенные бирюзою, лунным камнем, сердоликом и серебром конские узды.

– Ну, Слепый, похвались, каких коней достал по татарским табунам. Зовут тебя Слепый, а ты позрячее любого глазастого будешь. Где брал, рассказывай.

Тот, кого Ермак назвал Слепый, – невысокого роста, кривоногий, чернявый казак, весь заросший бородою и усами, с темным, точно чугунным, крепким лицом, скинул шапку с лохматой головы.

– Почти все кони Маметкуловых табунов. Он, сказывали мне татары, самый большой заводчик у них. Лишь первый конь пригнан из-за Ишимских степей, из-за верховьев Иртыша, из-за снеговых Алатауских гор. Особой породы-то конь.

– Ну, похвались, похвались… Скиньте ковры, подавай коней на посмотр!

Теснее обступили казаки круг, где татары водили, показывая Ермаку, лошадей. Они останавливались поочереди против Ермака, и Слепый докладывал Ермаку о породе и достоинствах коня.

– Мунгал – конь бел без единой отметины, – говорил он, когда против Ермака установили широкого серого^[48] коня. – Ты погляди, атаман, – копыт у него какой, розовый совсем. Крепче сердолика камня. Нога короткая, широкой кости сбоку, а спереди тонкая. Спина с изгорбиной, а круп – хоть спать ложись. Семь лет коню, а побежка такая, что ни одна лошадь его обогнать не может.