Читать книгу - "След кайова - Луис Ламур"

Поросший ивами и тополями участок был довольно большим, внизу сплетались колючие кусты ежевики.

Мой глаз заметил отблеск солнечного луча под деревом в глубине куста, и я различил ствол его ружья, нацеленный в меня.

Франк Шеллет распростерся на земле рядом со мной. Вдруг я заметил легкое движение его руки — напряжение или расслабление мускулов. Рука перевалилась через камень в момент его падения, и если бы она даже слабо шевельнулась еще раз, то упала бы в сухую листву. Может, он жив? Действительно ли рука шевельнулась?

И тут она шевельнулась еще раз. А меня осенило.

— Франк! — заорал я. — Брось револьвер!

Рука плавно скользнула вниз на листья. Мгновенно Датчанин разрядил винтовку в тело мертвеца, и в момент, когда дуло отклонилось, я бросился в кусты.

Коснувшись земли, замер — ни один мускул моего тела не смел расслабиться или напрячься. Киллер наверняка прислушивался, и малейшее неосторожное движение могло стоить мне жизни. Теперь у меня появился шанс постоять за себя, если не больше.

Я чувствовал, что истекаю кровью. Пуля, должно быть, угодила куда-то в бок. Возможно, в ногу.

С безмерной осторожностью я поднял правую руку и расслабил ее, очистил от земли и потянулся назад за своим охотничьим ножом. Вот если бы мне удалось до него добраться!..

Нож оказался в крови. Очень осторожно вытерев рукоятку о рубашку, я перехватил его в правую руку. И ждал. А он подкрадывался ко мне. И должен был заволноваться, поскольку чем дольше он меня высматривал, тем больше становилась вероятность, что кто-то да появится из города. Джон Блэйк не мог не слышать выстрелов. Вероятно, он уже где-то на подходе.

Погонщик, сказавший мне про мерина Кэйт, несомненно, был пособником Шеллета. Уехал ли он или ждал возвращения того в городе? Во втором случае ковбой должен сильно озадачиться.

У детей апачей есть такая игра: разбежаться в разные стороны и залечь. Тот, кто водит, должен, не сходя с места, найти спрятавшихся. Я играл в нее и знал, насколько трудно увидеть того, кто абсолютно неподвижен.

Используя все мастерство маскировки, которому научили меня индейцы, я дюйм за дюймом продвигался вперед, стараясь выбраться на место, где глаз не станет задерживаться надолго. Меня не интересовало «подходящее укрытие»… оно было бы раскрыто слишком быстро. Я искал позицию на самом виду, где человека, распластавшегося на земле неподвижно, практически невозможно заметить.

Лежал я на подтопленном берегу ручья, в болотной жиже. Прилагая неимоверные усилия, перевернулся в грязи, стараясь как можно основательнее промочить в ней рубашку и слиться с окружавшим меня ландшафтом.

Расслабившись, выбрал подходящее место. Около болотца, у поваленного дерева, тянулась лужайка, покрытая травой, низкорослой растительностью и кустарником не выше нескольких дюймов в высоту.

Моя одежда, кожа, волосы — все покрылось грязью, травинками и листьями. По лицу ползли темные подтеки.

Я залег рядом с кустом напротив болотца. По моим расчетам, он должен был появиться где-то совсем рядом. Если заметит — я труп. Но человеческий глаз привык смотреть через открытое пространство. Меня согревала надежда, что у него нет опыта жизни в лесах. По его логике следовало, что лучше всего спрятаться за поваленным деревом.

Прижавшись ухом к земле, я услышал его приближение еще до того, как он появился, и лежал абсолютно неподвижно, опасаясь даже дышать.

Хобак отлично подкрадывался — сказывался огромный опыт выслеживания и охоты на людей — и был гораздо искуснее многих и поэтому самоуверен. Сейчас он охотился и не сомневался, что скоро прикончит меня. Моя тактика только отдаляла неизбежное. Но он верил в свою удачу.

Датчанин вышел из-за куста не далее дюжины футов от меня. Его ружье было полуприподнято для выстрела, глаза рыскали по дальнему краю поляны. И как только он прошел мимо, я приподнялся и бросил нож в его левую почку.

Удар получился сильным — я не слабак и не новичок в метании ножа.

Он остолбенел, а я, подскочив, всадил нож еще глубже, схватившись за рукоятку как раз в тот момент, когда он начал поворачиваться. С большим трудом мне удалось выдернуть нож. В этот момент мы стояли с ним лицом к лицу, наши глаза пронзали друг друга.

Хобак сделал попытку поднять ружье и вдруг произнес изумленно:

— Ты убил меня!

Я ответил:

— Угу… похоже на то.

Он повалился и, лежа на траве, все еще продолжал пристально смотреть на меня.

— Возьми мое ружье, — сказал он, — береги его… отличный бой.

Я подобрал его ружье и пошел через поляну. Добравшись до противоположного конца, я обернулся посмотреть на него. Он был мертв. Этому трудно поверить, но он был мертв.

На выходе из леса я увидел Джона Блэйка, склонившегося над Шеллетом. Краснокожий Майк и Мегари тоже рыскали здесь по кустам.

— Это Франк Шеллет, — сказал Краснокожий Майк. — Может, там есть еще кто-нибудь?

— Угу, — промычал я в ответ, — Датчанин. Если хотите встретиться с ним, лучше пойдите сами. Он не выйдет.

Они усадили меня на лошадь и отвезли в город, чтобы уложить в постель.

Еще только одно дело сделал я перед отъездом в Техас, если не считать того, что мы с Кэйт поженились. Мне не свойственно хвастовство, но двое людей, по-моему, должны были узнать о случившемся.

На блокнотном листочке я написал сэру Ричарду Сазертону: Англия, Сазертон-Мэнор. Второе письмо отправил полковнику Эдвардсу в вооруженные силы США. В каждом содержалось одно и то же незатейливое сообщение: «Сначала их было трое, теперь не осталось ни одного». Надеюсь, они поймут.

В Техас меня везли в медицинском фургоне вместе с Кэйт, но я надеялся, что опять сяду в седло, прежде чем мы пересечем долину Наций, и мир вновь предстанет передо мной, обрамленный с двух сторон конскими ушами.