Читать книгу - "Танго смерти - Юрий Винничук"

Голова пани Конопельки при этом покачивалась, как у фарфорового китайца, и мне было трудно представить себе, в каком порядке может храниться там весь этот каталог, если ею так вот постоянно трясут. В этот момент приоткрылась дверь, и сквозняк, подхватив сухонькое тельце пани Конопельки, поднял его в воздух и, слегка качнув над столами, мягко опустил снова на кресло, а сама она при этом не выпускала из рук папки с документами и продолжала листать костлявым пальчиком страницы.

– Несмотря на свой почтенный возраст, – продолжил пан директор, – у нашей пани Конопельки соколиное зрение, и, выйдя на крыльцо, она видит, как на Высоком Замке пьют на террасе кофе, и что вверху на Лычаковской сошел с рельсов трамвай. Не сомневаюсь, что пани Барбарыка увековечит пани Конопельку в своих глубоко талантливых стихах. Тем более, что пани Конопелька была лично знакома с императором Францем-Иосифом Вторым и носила на руках цесаревичей Вильгельма и Рудольфа, напевая им колыбельную. Сам Адам Мицкевич просил ее руки, а получив отказ, умер на месте. А Циприан-Камиль Норвид? На коленях молил о поцелуе!

– О-ой, Ципрусик! Ну, этот был разбойник, – кивала пани Конопелька, не поднимая головы от бумаг.

– А Теофиль Ленартович^[58]? – не унимался директор и подмигивал маме.

– О-ой, Тео! Я его называла Филюсик. Лез ко мне в окно и чуть не сорвался.

– А Корнель Уейский^[59]? – веселился пан директор и толкал локтем маму.

– Нелька? Я ему сразу указала на дверь. Бедный как церковная мышь!

– А Адам Асник^[60], с которым она ходила в школу? Мария Конопницкая^[61] из-за Асника ей даже пощечину отвесила! Правда, пани Конопелька? – Тут уж пан директор просто задохнулся от смеха, а мама слушала, разинув рот, и не знала, верить всему этому или нет.

– Ох уж эта Марыська! – покачала головой пани Конопелька, не поднимая головы от бумаг. – Ну и вредная баба была! Глаза готова была выцарапать мне за Адасика, а я только смеялась. Ведь все думали, что я роковая женщина, и никто не знал моей величайшей тайны.

– Какой же тайны? – переспросил директор. – До сих пор я считал, что самая большая ваша тайна та, что Юрий Федькович, выпрыгивая из окна вашей спальни, чуть не свалился на Михаила Драгоманова, который как раз прибыл во Львов, чтобы с вами повидаться. В результате Драгоманов вызвал Федьковича на дуэль и прострелил ему ухо. А вы в это время уже тряслись в поезде на курорт в Аббации^[62] в обществе графа Тышкевича^[63].

– Конечно! – загадочно улыбнулась пани Конопелька. – Я была молодая и безрассудная. Но моя самая большая тайна не известна никому.

Директор притворно вздохнул и наконец, вволю поразвлекавшись, взял маму под руку и сказал:

– Ну, не будем их больше отвлекать, пойдем, пани Влодзя. А вы, пани Конопелька, ознакомьте Орика с его новыми обязанностями.

Когда их шаги за дверью стихли, старушка подняла голову, огляделась и заговорщицки поинтересовалась:

– А кто это был?

– Директор и моя мама.

– Правда? Директор? А я думала, он давно умер, – потом посмотрела на меня внимательно и добавила: – Здесь иногда происходят очень странные вещи. Появляются какие-то люди, потом исчезают и снова появляются. Чтобы вы знали, – перешла она на шепот, – тут не один уже заблудился в этих бумажных дебрях, поэтому вы должны быть внимательным и перемещаться строго по стрелкам, никогда не сворачивая с маршрута, иначе можете попасть туда, откуда уже возврата нет. Где-то там, – она взмахнула рукой, – заблудился и мой муж, точнее не муж, а жених, исчез, как снег на Пасху, а я его до сих пор жду, оттого и умереть не могу. Если он вам где-то попадется на глаза, приведите его сюда, потому что он уже, наверное, сам и не дойдет, немощный и слепенький, а к тому же и глуховатый. Хотя вы меня можете спросить, зачем он мне такой сдался, но я вам скажу – и это и есть моя самая большая тайна, – такова уж моя судьба, я хранила свою девственность для него и таки сохранила, это уже другое дело, сможет ли он меня ее лишить, но убедиться в том, что она сохранена, сможет. И это будет для меня наивысшим счастьем. Я тогда, наконец, вышвырну из своей головы все эти бумаги и папки, которые мне все баки забили, проветрю свою голову и тихонько отдам концы. Но нет, не так, как большинство людей, в постели или в лечебнице, нет, я уйду в дальние коридоры, в самые дальние закоулки и заблужусь там, исчезну, растворюсь среди этих стеллажей, а когда лет через сто или двести на меня наткнутся, я буду такая высохшая и плоская, что меня примут за старый манускрипт, пронумеруют и поставят на полку. И это уже будет вершиной моего счастья, понимаете?

– Как же тогда понимать все ваши любовные приключения? – спросил я робко, но старушка на удивление спокойно сообщила:

– А вы, молодой человек, уже знаете, сколько дырочек есть у женщины? – Я кивнул, хотя и не был уверен, что знаю, а она продолжила: – То-то и оно. Но одну я хранила, как драгоценную жемчужину.

А я подумал: вот мне уже девятнадцать, и я знаю, как выглядит эта драгоценная жемчужина, но все еще ее не изведал.

Всем работникам библиотеки выдали карту, согласно которой нужно было перемещаться между стеллажами, а красными крестиками были отмечены особо опасные места. Пани Конопелька мне даже поведала, что в библиотеке живет дух, который по ночам пугает, а днем выкидывает всякие шуточки, и он не раз задирал ей юбку, поэтому она носит длинные до пола и узкие юбки. Каждое утро, придя на работу, я получал от пани Конопельки, с которой мне пришлось работать в одном кабинете, задание: отыскать такую-то книгу, которая невесть куда подевалась, а на ее месте очутилась другая книга с таким же шифром, на эти поиски мне выделялся весь день, потому что нужно было обшарить несколько стеллажей, взбираясь по лестницам и чихая от пыли, а после того, как книга была найдена, нужно было выписать для нее новый шифр и каллиграфическим почерком заполнить карточку для генерального каталога. Однажды я и правда заметил за стеллажами какое-то движение, что-то прошмыгнуло, завидев меня, я не решился его преследовать, но с тех пор, отправляясь на поиски какой-нибудь книжки, брал с собой дубинку, хоть и не был уверен: имею я дело с духом или с женихом пани Конопельки.

Пан директор наведывался редко, но каждый раз пани Конопелька реагировала одинаково: