Читать книгу - "Анж Питу - Александр Дюма"

– Мне кажется, что весьма логично отправиться в коллеж Людовика Великого, раз мы прибыли в Париж именно за этим, – изрек Питу.

– Тогда забирай ружье, саблю, любое оружие, какое хочешь, у этих бездельников, что валяются здесь, – сказал Бийо, указывая на пятерых или шестерых драгунов, лежащих на земле, – и вперед! Вперед в коллеж Людовика Великого!

– Но ведь это оружие мне не принадлежит, – усомнился Питу.

– Кому же оно принадлежит? – поинтересовался Бийо.

– Королю.

– Оно принадлежит народу, – сказал Бийо.

И Питу, ободренный поддержкой фермера, которого знал как человека, не способного украсть у соседа зернышко проса, со всевозможными предосторожностями подошел к тому драгуну, что лежал к нему ближе других, и, удостоверившись, что он в самом деле мертв, забрал у него саблю, мушкетон и сумку с патронами.

Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.

Вооружаясь, Питу не переставал внимательно вслушиваться в звуки, доносящиеся с Вандомской площади.

– Эге-ге, – сказал он, – сдается мне, что Королевский немецкий полк возвращается.

В самом деле, судя по топоту копыт, к Пале-Роялю приближалась шагом группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе «Регентство» и заметил у рынка Сент-Оноре драгунский патруль, скакавший к площади.

– Живей, живей! – крикнул Питу. – Они возвращаются.

Бийо оглянулся, дабы определить, возможно ли оказать врагам сопротивление. Но площадь была почти пуста.

– Ну что ж, – сказал фермер, – вперед в коллеж Людовика Великого.

И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал за ним; не зная, как поступить с огромной саблей, позаимствованной у мертвого драгуна, он тащил ее в руках.

– Тысяча чертей! – сказал Бийо. – Ты похож на продавца железного лома. Сейчас же прицепи свой палаш.

– Куда? – спросил Питу.

– Куда, черт подери! Да вот сюда, – отвечал Бийо, прицепляя саблю к поясу Питу, что позволило тому идти гораздо быстрее, чем прежде.

Без приключений добравшись до площади Людовика XV, наши герои наткнулись здесь на колонну, направлявшуюся в Дом инвалидов и застрявшую посреди площади.

– В чем дело? – спросил Бийо.

– Дело в том, что по мосту Людовика Пятнадцатого прохода нет.

– А по набережным?

– По набережным тоже.

– А через Елисейские поля?

– Тоже нет.

– В таком случае вернемся назад и пройдем по мосту Тюильри.

Предложение звучало вполне разумно, и толпа, последовав за Бийо, показала, что доверяет ему, однако у сада Тюильри на набережной сверкали сабли. Там расположился эскадрон драгунов.

– Черт возьми, – прошептал фермер, – куда ни сипишь, всюду эти проклятые драгуны!

– Сдается мне, дорогой господин Бийо, что мы попали в ловушку, – сказал Питу.

– Ерунда, – отвечал Бийо, – невозможно поймать в ловушку пять или шесть тысяч человек, а нас здесь никак не меньше.

Драгуны медленно, но верно приближались.

– У нас еще осталась в запасе Королевская улица, – сказал Бийо. – Ну-ка, Питу, пошли.

Питу следовал за фермером как тень.

Но у заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.

– Ну и ну! – воскликнул Бийо. – Пожалуй, ты прав, друг Питу.

– Хм! – только и сказал в ответ Питу.

Но горечь, звучавшая в его голосе, показывала, что он дорого бы дал за то, чтобы оказаться неправым.

В самом деле, принц де Ламбеск ловким маневром окружил зевак и мятежников, число которых доходило до шести тысяч и, перекрыв проходы по мосту Людовика XV, по набережным, по Елисейским полям, по Королевской улице и по улице монастыря Фельянтов, создал некое подобие огромного стального лука, тетивой которого являлась стена сада Тюильри, которую было трудно одолеть, и решетка Разводного моста, одолеть которую было почти невозможно.

Бийо оценил положение: оно было дурно. Однако, будучи человеком спокойным, хладнокровным и в минуты опасности весьма изобретательным, он огляделся и, заметив на берегу реки кучу бревен, сказал:

– Есть у меня одна мысль, Питу. А ну-ка, пошли.

Питу, не спрашивая у фермера, какая именно мысль осенила его, последовал за ним.

Бийо направился к бревнам и ухватился за одно из них, бросив Питу: «Помоги мне». Питу поспешил на помощь, опять-таки не спрашивая, в каком именно деле эта помощь требуется; он настолько доверял фермеру, что спустился бы вслед за ним в ад, не обратив внимания ни на длину лестницы, ни на глубину пропасти.

Папаша Бийо взялся за бревно с одного конца, Питу с другого.

Оба возвратились на набережную с грузом, который с трудом смогли бы поднять пять или шесть обычных людей.

Сила всегда вызывает у народа восхищение, поэтому, как ни тесна была толпа на площади, она раздвинулась, чтобы пропустить Бийо и Питу.

Затем многие сообразили, что эти двое действуют в общих интересах, и несколько человек стали прокладывать дорогу нашим героям, идя перед ними с криком: «Расступитесь! Расступитесь!»

– А все-таки, папаша Бийо, – спросил Питу, когда они одолели шагов тридцать, – долго мы будем так идти?

– До решетки Тюильри.

– О! – выдохнула сразу все понявшая толпа и раздвинулась еще шире.

Питу поглядел вперед и увидел, что от решетки его и Бийо отделяют еще шагов тридцать.

– Дойду, – изрек он с пифагорейской немногословностью.

Ему было тем легче выполнить обещанное, что пять-шесть самых могучих мужчин из толпы подставили свои плечи под бревно.

Дело пошло живее.

В пять минут они очутились перед решеткой.

– Ну-ка, – скомандовал Бийо, – навались!

– Теперь я понял, – сказал Питу, – мы сделали военную машину. Римляне называли это тараном.

Придя в движение, бревно страшным ударом потрясло ворота Тюильри.

Солдаты, несшие караул внутри сада, бросились к решетке, дабы противостоять нападению, но с третьего удара ворота подались, распахнулись, и толпа ринулась в их зияющую мрачную пасть.

По движению толпы принц де Ламбеск понял, что те, кого он полагал своими пленниками, нашли выход из ловушки, и пришел в ярость. Он пришпорил коня и поскакал вперед, чтобы лучше оценить положение. Драгуны, располагавшиеся за его спиной, решили, что он подает им сигнал к наступлению, и двинулись следом. Разгоряченных коней было трудно удержать, да всадники, желавшие взять реванш за поражение на площади Пале-Рояля, должно быть, их и не удерживали.