Читать книгу - "Митридат - Виталий Гладкий"

Осень вызолотила склоны гор, окропила ржавчиной горные пастбища, усмирила быстрый бег ручьёв. Со средины лета ни одна дождинка не упала в долине Фермодонта, а река Ирис обмелела настолько, что показывала дно даже в самых глубоких местах. Лишь заболоченных речных пойм не коснулась большая сушь — там по-прежнему ярко зеленели высокие травы и скрипели острым листом под редкими порывами вялого ветра буйные камышовые заросли.

Охотничья забава разбудила ранним утром сонные урочища предгорья. С высоты орлиного полёта были хорошо видны шесть всадников, которые, быстро сближаясь, окружали ложбину, поросшую каштанами и кустарником.

Митридат, припав к гриве золотисто-рыжего жеребца, скакал во весь опор. Конь мчал напролом сквозь низкие, иссушенные зноем кусты, не выбирая дороги. Тем не менее, он ни разу не споткнулся, каким-то сверхъестественным чутьём распознавая встречающиеся на пути рытвины и камни.

— Ахей! — закричал царевич, доставая на скаку стрелу из колчана: впереди, немного левее, у взгорья, затрещали ломающиеся ветки, и небольшое стадо оленей выметнулось на лужайку.

Тетива издала тугой, рваный звук, будто лопнула струна кифары, и калёное жало острия вонзилось под левую лопатку вожаку стада, на голове которого красовалась ветвистая корона. Олень на предсмертном всхрипе сделал ещё один скачок и с разбегу грохнулся о землю. Следующая стрела впилась уже в дерево — второй ветвисторогий красавец, бык-трёхлетка, совершив немыслимый по силе и красоте прыжок, исчез в густом подлеске; за ним умчалось и стадо.

— Сюда! Ко мне! Оил-ла! — Митридат соскочил с коня и в радости принялся отплясывать вокруг поверженного оленя дикарский танец.

Вскоре к удачливому охотнику присоединились и его товарищи.

— Давно мне не приходилось видеть такой точный выстрел. — Арторикс потрогал древко стрелы — она вошла в оленью тушу почти до половины.

— Поздравляю, Митридат! — сияющий Гай обнял друга.

— Видно сама Артемида^[155] направила твою руку, господин, — лекарь Паппий в восхищении покачал головой. — На полном скаку, и так…

Промолчали только двое: обычно немногословный Гордий и царский конюший, низкорослый, сутулый перс с неухоженной рыжей бородой. Оруженосец царевича принялся свежевать оленя, а конюший занялся лошадьми — расседлал, отёр пот, укрыл их попонами, устроил коновязь.

Завтракать решили прямо здесь, на лужайке. Польщённый похвалами, Митридат с гордым достоинством распределил лучшие куски своей добычи между сотрапезниками. Поев и немного отдохнув, охотники вновь направили коней в горы, чтобы ещё попытать удачи. Но солнце, поднявшееся уже довольно высоко, разогнало дичь по глухим лесным закуткам, куда и пешим забраться было нелегко. Потому, пообедав и искупавшись в неглубоком лесном озерке, решили возвращаться в Синопу…

Угрюмый, заросший до глаз густой чёрной бородищей человек сидел на плоском камне у входа в глубокую пещеру. Его одежда — грязная полуистлевшая рубаха, рваный плащ и замызганные кожаные штаны — выдавали в нём одного их тех несчастных варваров, которых было немало в эпархиях Понта. Силой уведённые из родных мест и проданные в рабство, они так и не смирились со своей судьбой и при удобном случае убегали в леса и горы. Доведённые до отчаяния, голодные и полураздетые, беглые рабы быстро теряли человеческий облик и были способны на любое, самое страшное и жестокое преступление. На них устраивали облавы, травили собаками, жгли камыши, где они прятались, но толку от этого было мало — беглецы прекрасно знали каждую лесную тропинку, протоптанную зверьем, имели укрытия высоко в горах, куда ни одного царского гоплита нельзя было заманить никакими земными благами, и легко уходили от преследователей.