Читать книгу - "Сезон зверя - Владимир Федоров"

– Стараюсь… А для банкета на дне моего рюкзака припрятан один очень хороший коньяк. Но я надеюсь его сберечь до того дня, когда вместе со мной – может, может быть! – в этом лагере появится…

– Тот, кто редко живет на… – подхватил фразу Валерка.

– Да-да, ты угадал.

– Что же, на том и порешим, – подвел черту Белявский и начал стягивать сапоги.

Поужинав, начальник с Диметилом тут же скрылись в палатке. И почти сразу же там зазвучала по транзистору какая-то музыка. Карпыч помыл посуду и тоже последовал их примеру. Тамерлан, подождав, пока чуть свечереет, удалился, как он пробурчал, зоревать на озеро, что было километрах в трех от лагеря.

У костра опять оказалась троица – Зденек и студенты. Каждый из них был слишком взволнован событиями дня, чтобы прямо сейчас, вот так просто пойти, забраться под полог и утихомириться. Душа требовала общения, ей надо было непременно поделиться переполнявшим ее сладостным щемящим чувством с кем-то близким по духу, понимающим, родственным.

– Зденек, – Верка первой решила приоткрыть шлюз, понимая, что сейчас в него хлынет целая волна, – а когда у вас все это началось?.. Ну, с бабочками?..

Вопрос подействовал как комплимент, собственно, в данной ситуации он им и был. Мечтательность, с которой энтомолог только что вглядывался в мерцающие угольки, сменилась на его лице оживленностью.

– О, это было очень давно. Знаете, мой дедушка работал школьным сторожем, и наша семья жила прямо в школе. По вечерам я часто бродил по пустым классам и рассматривал то, что привлекало внимание, – химическую посуду, приборы из кабинета физики, гербарии, коллекции минералов и насекомых. Больше всего я любил разглядывать бабочек. В один прекрасный миг мне, тогда еще пятилетнему, пришла в голову мысль о собственной коллекции. На лужайке у школы я и поймал первую в жизни бабочку. Потом это увлечение как будто угасло, но в студенческие годы вспыхнуло вновь. Подтолкнула экспедиция в Афганистан, в которую я попал почти случайно, на практику. Мы искали парусника Автократера и, увы, не нашли. Но именно там мой детский симптом напомнил о себе и быстро перерос в болезнь, которую называют коллекционерством. – Зденек негромко и даже чуть грустно рассмеялся. – Многие считают нас просто ненормальными. Говорят, здоровые мужчины, а бегаете с сачками по лужайкам, как дети. Да и кому нужны эти ваши засушенные красавицы, упрятанные в коробки?! А ведь бабочки – это и красота, и путешествия, и открытия, и знакомства, и охота… Это – все!

– А почему вы всегда рассказываете только про парусников?

– Наверное, потому, что я коллекционирую бабочек именно этого семейства. Хотя, конечно, ловлю и других – для обменов. А парусники – одни из самых редких, прекрасных и даже, я бы сказал, таинственных бабочек. Тот же Автократер, из-за которого я попал в Афганистан, был пойман на Памире в единственном экземпляре еще в 1911 году русским купцом Гогельбеком. Он выставил эту редкость на показ в Санкт-Петербурге, и бабочку тут же похитили. Она всплыла только через семнадцать лет на Дрезденском аукционе, произведя там небывалую сенсацию, и была продана за огромную сумму. Целых двадцать пять лет никто не мог хотя бы издалека увидеть второго живого Автократера, и вот в 1936 году немецкий ученый Коч со своей женой вдруг выловили целую серию сверхредких бабочек. Но эти коллекционеры умерли, так и не назвав того места, где их поджидала невиданная удача. Потом в Афганистане побывало множество научных экспедиций вроде нашей, но никто больше не встречал таинственного Автократера. Вот так… Поэтому на следующий год, если получится с визой и в Афганистане не начнется новая межклановая война, я обязательно туда поеду. Понимаю, что шансы мои ничтожны, но, увы, ничего с собой не могу поделать. Такая вот проклятая болезнь…

– А ты знаешь, сколько видов бабочек у нас в Якутии? – Валерку, похоже, рассказ Зденека тоже задел за живое. Во всяком случае, в его вопросе прозвучал нескрываемый интерес.

– Пока учеными описано сто тридцать пять видов. Это дневных. Ночных, думаю, больше.

– А мне всегда казалось, что их намного меньше! – удивился Валерка. Верка тоже согласно кивнула головой.

– Это только кажется так. Во всяком случае, всего на нашей планете открыто сто пятьдесят тысяч видов бабочек. Сто тридцать тысяч – ночные.

Валерка только присвистнул от удивления.

– Да-да, – продолжил Зденек, – и я тоже собираюсь здесь на них поохотиться. Вот жду завтрашнего полнолуния. Дело в том, что некоторые интересные виды активизируются именно в такие ночи. Прямо как, – он лукаво глянул на студентку, – колдуны и оборотни.

Верка посмотрела ему прямо в глаза:

– Смеетесь?

Зденек погасил улыбку:

– Что вы, нисколько.

Верка измерила долгим взглядом поднимающуюся из-за перевала огромную луну, потом снова повернулась к Зденеку.

– Чем иронизировать над бедной студенткой из дремучей Брянщины, вы бы лучше просветили нас на этот счет…

– Что вы имеете в виду? – не понял и несколько смутился энтомолог.

– Да, помните, вы обещали рассказать о версиях… Ну, которые насчет оборотней существуют.

– А-а! – вспомнил Зденек. – Пожалуйста, если я еще не надоел вам своей болтовней.

– Расскажи-расскажи, – попросил и Валерка. – Спать все равно неохота.

Зденек на мгновение задумался и снова чуть заметно улыбнулся.

– Хорошо. Ты у нас, как я уже понял, почти стопроцентный материалист.

– Ну, практически. В оборотней в волчьей шкуре я действительно не верю. Но какие-то знаки судьба нам давать может, это я по себе знаю…

– Поэтому персонально для тебя, – Зденек улыбнулся, – первая версия. Материалистическая. Еще древние греки называли ликантропию «лупинам сусаниам», что означало «волчье сумасшествие». То есть ее просто считали одной из форм безумия, впав в которую, человек начинал считать себя волком и соответственно вести. Но как бы он ни бегал на четвереньках, как бы ни рычал и ни кусался, естественно, вид настоящего волка принять не мог.

В те времена таких людей пытались лечить, но в Средневековье, печально известное «охотой на ведьм» и прочую «нечисть», ликантропы, конечно же, почти сразу попадали на костер. А до этого под пытками или в состоянии очередного «волчьего» помутнения рассудка оговаривали себя, выдумывая внушительные списки несуществующих в реальности жертв, обставляя их леденящими кровь подробностями. Из всего этого потом и рождались легенды, которые кочевали из страны в страну.

Еще одно из оснований для рождения таких легенд – воспитанные волками и другими хищниками дети. Вы, конечно, прекрасно знаете историю о Маугли, но она совсем не уникальна. За последнюю сотню лет из той же Индии было около двадцати сообщений о детях-волках, детях-пантерах, детях-леопардах. Лишь тигры почему-то не спешили усыновлять человеческих детенышей. Может, из-за обиды родственников Шерхана на Маугли? – Зденек улыбнулся. – А если серьезно, то разве не мог стать автором таинственной истории человек, увидевший в ночных джунглях такое существо, бегущее на четвереньках?