Читать книгу - "Нормандский гость - Владимир Москалев"

– Похоже, не на пользу пошла тебе прогулка, девонька, – и повел коня.

– Почему, Гийом? – остановила его Вия. – Баярд устал, да?

– Не в этом дело, – повернулся к ней конюх. – Только вид твой негож. Уехала мрачной, а приехала взволнованной, будто страх гнал тебя. Уж не случилось ли чего? Не повстречала ли разбойников, нынче их шайки помногу бродят окрест?

– Нет, ничего не случилось. Тебе показалось. Спасибо за коня. Баярд просто умница, – и повернулась, чтобы уходить. Сделала шаг, но остановилась, поглядела на старика. – Ты прости меня, Гийом…

– Вот еще, – пробурчал конюх, пряча взгляд. – Чего бы это?..

– Что грубой с тобой была. Знаешь, ты, наверное, прав… – Вия невесело улыбнулась. – Не по моим плечам такая ноша.

Гийом молчал. Глядел в землю и коротко покачивал головой. Потом промолвил:

– Да ведь сердцу разве прикажешь?.. Справишься с ним?

– Орлу не бегать по земле, а мыши не подняться в воздух, – ответила она ему.

Старик только тяжело вздохнул в ответ.

Вия подошла и поцеловала его в щеку.

Гийом неловко улыбнулся; старые, в морщинах глаза заволокло пеленой.

– Я зайду еще к тебе, Гийом, – пообещала она ему на прощание, – ты хороший…

Старик отвернулся и, смахнув ладонью слезу, повел Баярда в стойло.

Вия направилась к себе. Но, едва коснувшись ногой ступени, ведущей к дверям, остановилась. Видимо, что-то вспомнила, потому что пошла обратно, но, не дойдя до конюшен, повернула к прачкам. Вскоре вышла от них, неся в руках белоснежное белье.

– Заходи к нам почаще, девочка! – закричали они ей вслед. – Хотим послушать твои песни. Не всё же королю!

Она улыбнулась им в ответ и помахала рукой.

Навстречу попался поваренок, лет примерно одних с нею.

– И куда же это ты торопишься, Вия? – преградил он ей дорогу. – А, верно, постель застилать? Уж не королю ли?

– Не твое дело, Моршан, – огрызнулась она.

– Оно, конечно, не мое, – осклабился тот, – да только все хочу спросить тебя: не слаб ли государь?

– Что-о? – нахмурилась Вия. – Ты о чем это?

– Будто не понимаешь. Всем известно, что у короля нет жены. А если ее нет, то с кем же он проводит ночи, а? Ведь не с кривой на один глаз Одофледой и не с хромой Лоранс!

– Что ты хочешь этим сказать, негодяй? – грозно шагнула на него Вия. – Может, ты думаешь, что я стелю ему постель? Будто у него нет собственной камеристки!

– Как знать, как знать, – попятился Моршан. – Такой красотке, как ты, ничего не стоит ближе к ночи состроить глазки королю.

– Ах ты, пёс! Пользуешься тем, что руки у меня заняты, и я не могу отвесить тебе оплеуху?

– Да ты не кипятись, а лучше послушай, – заговорщически подмигнул поваренок. – Король, конечно, мужчина, это я понимаю, но всякое может случиться, короли из того же теста. Так вот, если выйдет промах, знай, что мои двери всю ночь открыты для тебя, и уж со мной-то промаха не будет…

– А ну, убирайся прочь, скотина! – вскричала Вия, продолжая наступать на него. – Думаешь, не брошу белье, потому и хамишь? Ошибаешься, брошу! Пусть его вновь потом придется стирать, но я расцарапаю твою рожу и отхожу тебя любой дубиной, что подвернется под руку!

– Да что ты, что ты, – лепетал, отступая от нее, Моршан. – Я же пошутил. Вот ненормальная! Шуток не понимаешь?

– Я с тобой не шучу! Не исчезнешь сейчас же с моих глаз – пожалуюсь королю!

– Ну и жалуйся, дуреха, – криво усмехнулся поваренок. – Только не сделаешь этого, стыдно будет пересказывать ему такой разговор.

Не слушая его больше, Вия заторопилась к себе. Вдогонку ей послышалось:

– Дура! Так и состаришься в девах! Лучше приходи – не пожалеешь!

Обогнув крыльцо башни, Вия передохнула, прислонясь к ее стене, той, которую совсем недавно ласкало солнце. Камень нагрелся, и Вия спиной ощущала его тепло. Ах, постоять бы так подольше, не слыша мерзостей, не думая ни о чем! Но надо еще застелить свою постель, а потом подшить накидку и тунику: и ту и другую разодрали сучья в лесу. Могла себя и не утруждать, ей стоит только сказать, но все это – дело чисто женских рук, и она считала низким для себя заставлять других делать то, что может и, в конце концов, просто обязана делать сама.

Вздохнув, Вия миновала парадное крыльцо, покосилась на стражника у дверей, молчаливого и застывшего гипсовой фигурой, и стала подниматься к себе. Впереди – площадка на самом верху, шагов десять в диаметре, потом поворот – и коридор. В конце – ее комната. И тут, едва выйдя на эту площадку, она услышала из коридора:

– Будь оно проклято! Клянусь башмаком Роллона, когда-нибудь я разрушу эту колонну!

Она обмерла. Быстро огляделась, мечтая спрятаться куда-нибудь, дабы нормандец прошел мимо… Но нет, нигде ни малейшего укрытия. А шаги уже совсем рядом, ближе, ближе… Пол дрожит под этими шагами… Так и осталась Вия на месте – растерянная, будто ее поймали на месте преступления, и с бельем в руках.

И снова услышала:

– Будь прокляты эти коридоры! Темно, как в царстве Аида! Все плечо себе рассадил! Нет, ей-богу, сейчас вернусь и…

И тут он вышел из-за угла… и стал, будто бы перед ним внезапно разверзся Тартар.

– Вия?..

Она уже приготовилась услышать что-то вроде «Какого черта ты здесь делаешь?» или «Убирайся вон!», но произошло иное. Неловко улыбнувшись, словно раскаиваясь в недавнем поступке или обдумывая, что сказать, Можер негромко проговорил, потирая плечо:

– А я вот шел коридором – и снова эта колонна! И кому это вздумалось поставить ее чуть не на пути?.. Опять мое плечо наткнулось на нее.

Глядя мимо него, Вия молчала. Этого нормандец не ожидал, обычно она всегда была приветливой.

– А куда это ты с бельем?

Тут надо было ответить, и Вия, не поворачивая головы, выдавила:

– К себе.

– А-а, ну да, чтобы застлать свою постель?

– Ну не твою же! – огрызнулась она.

– Ты могла бы быть поласковее…

– Скажи это самому себе.

– Какая муха тебя укусила?

– Дай мне пройти. Встал тут…

Она попыталась обойти нормандца, но он загородил ей путь рукой:

– Постой… Мне надо сказать тебе… Почему ты всё отворачиваешься?

– Не хочу задирать голову.

Можер присел на корточки.

– Говорят, ты в меня влюблена.

Вия улыбнулась, потом рассмеялась. Только такой увалень, как он, мог сказать такое. Она взглянула ему в глаза:

– А ты и уши развесил.