Читать книгу - "Северная война - Андрей Бондаренко"

— Думал, не получилось, — не стал спорить с царем Егор.

— Ерунда это, не грусти! — подбодрил его Петр. — У настоящего, серьезного государственного мужа и не должно быть друзей. Только одна подруга и есть — его собственная страна! Россия — в нашем с тобой, Алексашка, случае…

В Пскове было чуть повеселее, чем в Новгороде: и стена крепостная усердно перестраивалась, и новые бревенчатые казармы возводились вовсю.

«Это как раз и понятно! — шепнул Егору его внутренний голос. — И до серьезных шведских гарнизонов здесь уже ближе гораздо, да и эскадра командора Лешерта дремать не позволяет…»

Царь, впрочем, и в Пскове нашел провинившихся и ленящихся. Казнить, правда, он никого не стал, но отдельным индивидуумам пришлось очень близко познакомиться с батогами, предварительно замоченными в насыщенном рассоле…

— Корабли стройте, бездельники! — строго приказал царь воеводе и боярам. — Что за дела такие? Какой-то Лешерт плавает по озеру, страха не ведая, рыбу русским людям не дает ловить… Самим-то не стыдно?

На второй день после возвращения из этой дальней поездки в Москву Петр, который ничего и никогда не забывал, вызвал коротким письмом Егора к себе в Преображенское и произнес, неприятно усмехаясь:

— Ты же, Алексашка, хотел повстречаться с Яковом Брюсом, о чем-то попросить его? Вот и встречайся…

— Что, прямо сейчас?

— Сейчас, конечно. Чего откладывать в долгий ящик? Эй, маркиз! Проводи своего начальника и близкого родственника!

Алешка Бровкин довел Егора до массивной двери, щедро обитой железными листами, поочередно отомкнул четыре замка, кивнул головой:

— Давай, командир, нажимай на дверную ручку и заходи…

Комната, в которую вошел Егор, была просторной и богато обставленной: иноземная изящная мебель, толстые персидские ковры — под ногами и на стенах, высоченные книжные шкафы, стеллажи и открытые книжные полки вдоль стен. Только вот чуть темновато было в помещении — из-за частых чугунных решеток на узких окнах.

Возле одного из стеллажей стояла переносная лестница на четырех ногах, на верхней площадке которой сидел странный человек, увлеченно читающий — в ярком свете трех обычных свечей, размещенных в гнездах медного подсвечника, — толстый фолиант в переплете бордовой кожи. У мужчины были длинные седые волосы и аккуратно подстриженные — тоже седые — усы и бородка. Человек неуверенно обернулся на звук шагов, внимательно посмотрел — совершенно разными глазами, приветливо поздоровался:

— Здравствуй, Саша! Как твои дела?

— Яков?

— Кто же еще! Хочешь спросить — почему у меня разные глаза: один маленький карий, а другой — голубой и большой? Так спрашивай! — Брюс аккуратно закрыл свой фолиант, бережно положил его на верхнюю площадку лестницы, медленно спустился вниз, приставляя одну ногу к другой, очень сильно хромая, подошел к Егору, протянул узкую, чуть подрагивающую ладонь…

— Здравствуй, Яша, здравствуй! — Егор осторожно пожал руку бывшему другу-приятелю, спросил — как его и попросили: — Так почему глаза разные?

— Один настоящий, а другой — стеклянный! — охотно пояснил Брюс. — Не было у доктора Жабо стекляшки нужного цвета… Ничего, через месяц обещали привезти из славного Амстердама — нужное изделие. Ладно, ерунда! Я на Петра Алексеевича не в обиде, бывает! Да и по делу, собственно… Зато сейчас все просто отлично и замечательно: занимаюсь только получением новых знаний, не отвлекаясь на всякую ерунду… Ты же, Саша, пришел за рецептом зажигательного состава для ваших гранат? — Не дожидаясь ответа, Яков достал из-за обшлага камзола лист бумаги, плотно исписанный косым убористым почерком, протянул Егору: — Возьми, Саша! Возьми и иди…

— Спасибо! — поблагодарил Егор, забирая бумагу. — Яша, может быть…

— Иди, Саша, иди! Уже скоро вечер, я буду через специальную большую трубу наблюдать за вечными звездами и за чудными кометами… А ты иди, готовься к своей кровавой войне, занимайся другими делами мирскими. Разошлись наши дороги… навсегда…