Читать книгу - "Тайны Французской революции - Эжен Шаветт"

– Дитя мое, – сказал аббат, – позвольте мне задать вам несколько вопросов о вашем прошлом?

– Моя жизнь, господин аббат, – грустно отвечал Ивон, – похожа на жизнь многих молодых дворян моего отечества. С установлением Республики я последовал за моим отцом в вандейскую армию. Шесть лет сражался против синих^[2], стараясь отплатить им за все зло, которое они причиняют нашим провинциям.

– А ваши родители?

– Мой отец был расстрелян в Нанте, а мать умерла на эшафоте в Ренне, – медленно произнес Ивон.

– Никакая привязанность не пережила ваши несчастья?

– Нет, умертвив моих родителей, синие сожгли мой замок и…

Кавалер колебался.

– И… – настаивал аббат.

– И обесчестили ту, которую я любил, – отвечал де Бералек, дрожа от гнева и побелев при этом воспоминании.

– Итак, вы принадлежите королю?

– Да! Телом и душой.

– И, если б исход дела зависел от вас, вы были бы готовы на все, чтоб свергнуть их проклятую Республику?

– Да! – отвечал Ивон с силой, выдавшей его неизбывную ненависть.

– Даже на самое странное поручение?

– Да, да, – повторил кавалер.

– Ну так! Мой молодой друг, вы можете возвратить королю его царство, свергнув правительство, которое вы презираете.

Кавалер судорожно выпрямился:

– Что надо делать? Моя кровь, жизнь, честь, я пожертвую всем… Говорите скорее, господин! – вскричал он с дикой энергией.

– О, о! Молодой друг, – отечески мягко произнес старик, – мы не потребуем так много от вашей преданности. Поручение, ожидающее вас, гораздо приятнее.

– Какое же?

Аббат откинулся на спинку стула и отвечал улыбаясь:

– Дело в том только, чтобы влюбить в себя одну очень красивую женщину.

Услышав, что ему предлагали оригинальную должность обольстителя, ему, мужу битвы и борьбы, Ивон отвечал сухо:

– Вы шутите, конечно, милостивый государь?

Но аббат посмотрел ему прямо в лицо и повторил, делая ударение на каждом слове:

– Задача в том, говорю вам, чтоб влюбить в себя хорошенькую женщину.

Из всех начальников роялистской партии, боровшихся против Республики, самым деятельным был тот, которого кавалер назвал аббатом. Мы откроем его настоящее имя.

Франсуа-Ксавье, аббат Монтескью-Фезенсак, ставший впоследствии герцогом Монтескью, выказывал в своей преданности свергнутой монархии то упорное рвение, которое не могли сломить никакие преграды. Новый план появлялся тотчас же после неудачной попытки, и вместо того чтобы парализовать деятельность аббата, поражение лишь питало его упорство и силы. Монтескью всегда выступал страшным врагом Республики, которую уже два раза готов был сокрушить. Тринадцатого вендемьера, когда он спустил на Национальный Конвент шайки роялистов, предводительствуемых Даниканом, он был на пути к успеху. Но его злосчастная звезда послала ему в лице генерала Бонапарта противника, которого он не отгадал во мраке истории и который начал свой путь к славе тем, что разрушил попытку переворота Монтескью с помощью пушки Сен-Рока. Восемнадцатого фруктидора Монтескью опять видел себя в двух шагах от победы, но, к несчастью, Пишегрю, ставший его покорным орудием, попался на удочку своих противников, республиканцев низкого происхождения, на которых аббат вовремя не обратил внимания.

Возвратясь недавно в Париж, Монтескью собирался попытать удачи в новой борьбе против Директории, полиция которой охотилась за ним беспощадно, но не могла выследить в его двадцати убежищах и узнать под тысячами гениально придуманных нарядов, так как этот человек, которого мы встретили в образе дряхлого старика, едва приблизился к своим сорока годам.

В Англии, Швейцарии, Германии, Париже – где бы он ни был, Монтескью везде становился лидером предводителей роялистской партии, поднимавшей голову по всей Франции. Ему не противоречили ни в одном его приказании, хотя бы оно было так же странно, как то, которое он отдал шуану Великому Дубу: прислать к нему хорошенького юношу.

И вдруг кавалер Бералек, избранный Великим Дубом, спеша к Монтескью с жаждой борьбы в сердце, узнает, что его дело ограничится странной обязанностью – завладеть сердцем хорошенькой женщины.

Поняв, что приказание аббата было серьезным, Ивон покачал головой.

– Поищите в другом месте, – сказал он, – потому что я очень мало способен к должности, для которой годится первый встречный щеголь.

– Почему же?

– Потому что сердце умерло во мне в тот день, когда синие похитили у меня невесту.

– Но тут сердцу нечего и делать, кавалер, – возразил аббат. – И я был бы в отчаянии, если бы вы почувствовали хоть малейшую склонность к той, с которой я поручаю вам сражаться.

– Вы называете это сражением, аббат? – заметил Ивон, с лица которого лукавая улыбка согнала облако, появившееся при воспоминании о невесте.

Но аббат не шутил.

– Да, Бералек, сражаться, я настаиваю на этом слове. И, сколь бы странно все ни казалось, первому встречному щеголю, как вы советуете, никогда не дам я поручение, стоившее жизни уже троим из наших.

Ивон встрепенулся. Прелесть предстоящей опасности поманила его.

– Эта женщина была причиной смерти троих, говорите вы? – вскричал он.

– Да, трех молодых, храбрых юношей, которые прежде вас попытали счастья, но исчезли без всякого следа.

– Так вы мне предлагаете действительную опасность, а не смешную альковную интрижку? – спросил молодой человек, уже невольно прельщенный.

– Да, опасность, действительную опасность, которая требует в одно время осторожности, мужества и хладнокровия, чтобы избежать неведомого врага, бодрствующего рядом с этой женщиной. Потому что следует бояться если не ее, то окружающего ее тайного надзора, мотивов и агентов которого я до сих пор не мог узнать.

Уверенность в опасности поручаемого предприятия оживила рвение кавалера.

– Э, браво, аббат! Что же вы не сказали об этом тотчас же? Если за этой женщиной скрываются мужчины, я принимаю вызов.

– Да, серьезный вызов, дитя мое, до того серьезный, что если вы преуспеете в этом предприятии, то можете рассчитывать на блестящее будущее.

При слове «будущее» Бералек опять грустно усмехнулся:

– О, мое будущее! – сказал он. – Мне нечего о нем много заботиться… оно уже обеспечено, если верить бретонской ворожее, которая предсказала мою судьбу пред отъездом моим в Париж.

– Каково же предсказание? – спросил с интересом Монтескью.

Молодой человек обвел пальцем вокруг шеи и прибавил спокойно: