Читать книгу - "Александр Македонский. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди"

Чтобы войско могло перейти на восточный берег Нила, Александр велел построить два моста из лодок. На другом берегу его ждали солдаты и начальники, на чьем попечении оставалась покоренная страна. Теперь, увидев, что они справились со своей задачей хорошо, царь подтвердил полномочия назначенных им ранее правителей, но разделил их при этом так, чтобы вся власть над богатейшей древней страной не сконцентрировалась в руках кого-то одного.

Однако по воле судьбы те дни, когда Египет принимал царя, вернувшегося из святилища Амона, воздавая ему почести, как богу, и короновав его как истинного фараона, оказались омрачены печальными известиями. Почти каждый день перед глазами Александра вставало отчаяние Барсины, а тут обрушилось еще большее несчастье. У Пармениона кроме Филота было еще два сына: Никанор, командир одного отряда гетайров, и Гектор, девятнадцатилетний юноша, которого старый полководец нежно любил. Возбужденный видом войска, форсирующего реку, Гектор взял египетскую папирусную лодку, чтобы полюбоваться великолепным зрелищем с середины реки. Из юношеского тщеславия, облачившись в тяжелые доспехи и яркий парадный плащ, он встал на корме, чтобы покрасоваться перед всеми.

Однако лодка вдруг натолкнулась на что-то — предполагали, что это была спина гиппопотама, всплывшего в это время на поверхность, — и резко накренилась. Юноша упал в воду и тут же утонул, влекомый на дно тяжестью доспехов и мокрого плаща.

Египетские гребцы ныряли без перерыва, равно как и многие молодые македоняне вместе с его братом Никанором, присутствовавшим при несчастье; все они подвергались опасности попасть в водоворот или в пасть крокодилам, особенно многочисленным на этом участке реки; но все оказалось тщетно. Парменион беспомощно взирал на трагедию с восточного берега реки, откуда следил за переправой войска.

Вскоре об этом узнал Александр. Царь немедленно отдал приказ финикийским и кипрским морякам попытаться извлечь из реки хотя бы тело юноши, но и их усилия оказались напрасны. В тот же вечер после долгих часов мучительных поисков, в которых принял участие и сам царь, Александр отправился нанести визит старому военачальнику, который буквально окаменел от горя.

— Как он? — спросил Александр у Филота, стоявшего у шатра, словно оберегая одиночество своего отца.

Друг безутешно покачал головой.

Парменион молча сидел на земле в темноте, и во мраке виднелась лишь его седая голова. Александр ощутил дрожь в коленях; он глубоко сочувствовал этому отважному и преданному человеку, который столь часто раздражал его своими призывами к благоразумию и непрестанными напоминаниями о величии его отца. В этот момент старик напоминал вековой дуб, что долго бросал вызов годам с их непогодами и ураганами и вдруг в одно мгновение был сокрушен ударом молнии.

— Довольно печальный визит, Парменион, — неуверенно начал царь, не в силах отвязаться от звучавшего в голове стишка, который в детстве часто напевал при появлении седовласого воина на советах своего отца:

Старый солдат на войну торопился,

А сам-то на землю, на землю свалился!

Услышав голос своего царя, Парменион машинально встал и прерывающимся голосом проговорил:

— Благодарю тебя за то, что пришел, государь.

— Мы сделали все, чтобы отыскать тело твоего сына. Я бы воздал ему великие почести, я бы… я бы отдал что угодно, чтобы…

— Знаю, — ответил Парменион. — Как говорится, в мирное время сыновья хоронят отцов, а во время войны отцы хоронят сыновей, но я всегда надеялся, что меня это несчастье минует. Я всегда предполагал, что стрела или удар меча раньше найдут меня. А вот…

— Это страшный рок, — проговорил Александр. Между тем его глаза привыкли к темноте в шатре, и он смог различить искаженное горем лицо Пармениона. С красными глазами, иссохшей морщинистой кожей, взъерошенными волосами, военачальник словно в одночасье постарел на десять лет. Так он не выглядел даже после самых суровых битв.

— Если бы он погиб в бою… — проговорил Парменион. — Если бы он погиб с мечом в руке, это имело бы для меня какой-то смысл: все мы солдаты. Но так… так… Утонуть в этой грязной реке, остаться на съедение речным чудовищам! О боги, боги небесные, за что? За что?

Он закрыл лицо руками и заплакал. Его рыдания разрывали сердце. При виде этого горя у Александра не нашлось слов. Он сумел лишь пробормотать:

— Я сожалею… Я сожалею, — и вышел, на прощание растерянно посмотрев на Филота и подошедшего в это время Никанора, также сраженного горем и усталостью, все еще мокрого и покрытого грязью.

На следующий день царь велел возвести кенотаф в честь погибшего юноши и лично выполнил погребальный обряд. Солдаты, построившись рядами, десятикратно прокричали имя Гектора, чтобы сохранить память о нем. Но не так выкрикивали они имена своих товарищей, павших на заснеженных горных вершинах, под сапфировым небом Фракии и Иллирии. В этой душной и тягостной атмосфере, над мутными водами имя Гектора быстро поглотила тишина.

В тот же вечер царь вернулся к Барсине. В слезах она лежала на кровати, и ее кормилица рассказала, что вот уже несколько дней госпожа почти ничего не ест.

— Ты не должна предаваться такому отчаянию, — сказал ей Александр. — Ничего с твоим мальчиком не случится: я велел двум моим воинам проследить, чтобы с ним не произошло никакой беды.

Барсина приподнялась и села на край кровати.

— Благодарю тебя. Ты снял тяжесть с моего сердца… хотя там и остался стыд. Мои сыновья осудили меня и вынесли строгий приговор.

— Ты ошибаешься, — ответил Александр. — Знаешь, что сказал твой сын своему младшему брату? Мне передал один из стражников. Он сказал: «Ты должен остаться с мамой». Это значит, что он любит тебя и сделал то, что сделал, лишь потому, что считал это правильным. Ты должна гордиться этим мальчиком.

Барсина вытерла глаза.

— Мне не нравится, что все происходит так. Я бы хотела нести тебе радость, хотела быть рядом с тобой в миг твоего торжества, а вместо этого лишь плачу.

— Слезы к слезам, — ответил Александр. — Парменион потерял своего младшего сына. Все войско в трауре, и я никак не мог предотвратить несчастье. Что толку становиться богом… Но сейчас сядь, прошу тебя, и поешь со мной: нам нужно вместе отвоевать счастье, которое завистливая судьба пытается у нас отнять.

Флотоводец Неарх получил приказ поднять паруса и отплыть в направлении Финикии, в то время как войско отправилось назад сушей, по дороге, что пролегала по узкой полосе между морем и пустыней. Когда оно подошло к Газе, из Сидона прибыл гонец со страшным известием.

— Государь, — сообщил он, едва соскочив с коня и еще не успев отдышаться, — самаритяне после долгих пыток заживо сожгли командующего Андромаха, твоего наместника в Сирии.

Александр, и так уже огорченный последними событиями, пришел в бешенство:

— Кто такие эти самаритяне?