Читать книгу - "Заговор - Сергей Шхиян"

— Эй, добрый человек, — вдруг окликнул он меня, — смотри, у твоего коня оторвалась подкова!

Я посмотрел, и действительно, у донца оказалась оторванной новая подкова, все на той же ноге, что и прошлый раз. Это уже смахивало на мистику.

— Смотри, как бы твой жеребец бабку не посек! — продолжил он.

Пришлось остановиться. Я спешился и осмотрел копыто. Все было в точности, так как в прошлый раз.

— Как же ты так, ездишь, а за лошадью не смотришь? — с добродушным упреком спросил новый доброхот. — Если хочешь, я отведу тебя к хорошему кузнецу, так подкует, на век хватит!

— Интересно, как это у вас получается? — спорсил я.

— Что получается? — не понял он.

— Подковы отрывать!

Приятный горожанин посмотрел на меня круглыми от удивления глазами.

— Не пойму, о чем ты, добрый человек, толкуешь?

— Погоди, приду сюда с приказными из разбойного приказа, они вам быстро все объяснят! Петя-то Косой как, жив еще? Не сильно я его поранил? — спросил я, картинно положив руку на сабельный эфес.

Доброхот побледнел, забегал глазами.

— Бог с тобой, добрый человек, езжай своей дорогой! — пробормотал он и юркнул в приоткрытые ворота.

— Погодите, я скоро до вас доберусь! — крикнул я в след.

— Хозяин, ты это что? — спросила Прасковья, перенявшая Ванину манеру так ко мне обращаться.

— Они здесь так проезжих грабят, — ответил я. — Опять каким-то образом подкову донцу оторвали!

— Где же оторвали? — удивилась она. — У него все в порядке!

Я соскочил с седла и осмотрел лошадиную ногу. Подкова была на месте. То, что минуту назад она болталась на одном гвозде, я мог бы поклясться. Пришлось развести руками.

— Еще одна загадка мирозданья! Интересно, как это у них получается! — только и смог сказать я, садясь в седло.

— Чего загадка? — не поняла Прасковья.

— Потом объясню, — махнул я рукой, — если, конечно, пойму сам.

Однако девушка так заинтересовалась, что пришлось рассказать, как меня здесь разводили.

— И ты действительно видел, что подкова была оторвана? — в конце рассказа уточнила она.

— Не только видел, но и ощущал, она болталась на одном гвозде.

— Значит, и мне тоже только казалось, что мне там было хорошо, — сделала она неожиданный вывод.

— У тебя было по-другому, вас поили напитком, от которого человек теряет разум. Скоро подъедем, — сказал я, начинаю узнавать местность, — где место, с которого все видно?

— Нужно здесь повернуть, — указала она на узкий переулок, — там дальше есть брошенная баня. От нее всё хорошо видно.

Мы проехали еще метров триста и, как только кончились глухие заборы, оказались на пустыре, в конце которого и правда стояла полуразвалившаяся, вросшая в землю баня.

Мы оставили лошадей в переулке, чтобы их ни было видно со стороны постоялого двора, и побежали к укрытию.

Однако, сделав несколько шагов, я остановился. На месте трактира и окружающих его построек чернело пожарище. Не сгорел только дальний забор, все остальное превратилось в угли и пепел.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — сказал я популярную в предыдущее царствование поговорку. — Ничего не осталось!

Прасковья как завороженная смотрела на выгоревший двор, потом задала обычный в таких случаях бессмысленный вопрос:

— А где все?

— Сидят и тебя ждут, — не очень вежливо проворчал я себе под нос, — пойдем, посмотрим.

Мы пролезли в дырку в ограде и обошли то, что осталось от избы и построек. Все сгорело, как говорится, дотла.

Делать здесь было нечего, и мы вернулись в переулок к лошадям. Возле них стоял худой человек и явно присматривался к чужой собственности. Наше появление его огорчило.

Он совладал с разочарованием и поздоровался.

— Давно пожар был? — спросил я.

— Позапрошлой ночью все в одночасье сгорело.

— А люди, люди где? — вмешалась Прасковья.

— Кто их знает, видно которые насмерть сгорели, а которые пошли побираться или еще куда, — неопределенно ответил он. — Полыхало так, что смотреть со всей округи сбежались!

— А не знаешь, отчего загорелось? — на всякий случай спросил я.

— Поджег кто, а может быть, и само загорелось.

— Ты хозяев знаешь? — спросил я.

— Хозяева точно сгорели, вместе со старухой, — неожиданно конкретно ответил худой. — Если бы спаслись, то дали бы о себе знать.

— А постояльцы?

— Чего не знаю, того не знаю. Пожар видел, а людей живых не приметил. Или тоже сгорели, или съехали. Как же здесь теперь жить? Жить здесь никак невозможно.

Кажется, мое вмешательство в тайную жизнь постоялого двора уже привело к человеческим жертвам. Я подумал, что, скорее всего, Федор погиб. Как говорится, от своей судьбы не уйдешь. Хорошо это для него или плохо, судить не мне.

Прасковья, кажется, подумала о том же самом. Она горестно посмотрела на меня, отерла слезу и перекрестилась. Как бы в подтверждение, правда, непонятно чего, на недалекой церкви уныло зазвонил колокол.

Нам осталось поблагодарить прохожего за информацию и отправится домой.

За всю дорогу Прасковья больше не произнесла не слова. Я тоже молчал, жалея, что все так получилось. Судя по всему, хозяева постоялого двора были такими же жертвами, как и его обитатели. Еще меня опечалила непонятная судьба Федора. Бывший царь заслуживал лучшей участи, чем стать зомби в руках таинственных авантюристов и погибнуть за чужие корыстные интересы.

Дома нас ждали ужин и виноватые взгляды Вани и Аксиньи. Видимо, до них все-таки начало доходить, что они со своими постоянными уединениями явно перебарщивают. Их неуемная, нескрываемая страсть, доставлявшая мне известные неудобства, для этой эпохи не была чем-то особенным. До появления в Европе сифилиса внебрачные половые отношения не считались чем-то очень греховным и неприличным. Только после начала эпидемий, когда церковь всерьез начала бороться за нравственность паствы, нравы постепенно стали более пуританскими. Однако за сто лет, прошедших после первого подтвержденного появления этой болезни на Руси, в 1499 году, высокая нравственность еще не стала общепринятой нормой. Я за день скитаний по городу устал, хотел спать и не обращал на «молодоженов» внимания. Когда стемнело, мы вчетвером уселись за стол, но застолье как-то не складывалось. У всех были свои проблемы, и ели мы молча, почти не разговаривая. Когда мы поужинали, я коротко обрисовал товарищам сложившуюся обстановку и назначил оруженосца бессменным ночным часовым.

— Смотри, — предупредил я Ваню, — если проспишь, то мы можем вообще не проснуться. Избу, в которой раньше жила Прасковья, сожгли вместе со всеми обитателям.