Читать книгу - "Десятый самозванец - Евгений Шалашов"

Тимофей никак не откликнулся на мольбу приятеля и продолжал молча ехать вперед. Конюхов, почитай, голосит уже вторую неделю. Но все-таки отдохнуть бы не помешало. Если не ради самих, то хоть ради лошадей. Скотина, она, чай, не человек — ей отдых нужен. А за последние дни они питались кое-как, в придорожных трактирах да грязных харчевнях, спали урывками, прямо на скамейках. А чего, спрашивается, было так спешить?

— Ладно, — смилостивился Акундинов. — Еще немножко проедем да избенку какую-нибудь поищем. За денежку-то любой смерд нас и в бане выпарит, и накормит, и напоит.

Тут, словно бы по заказу, чуть в стороне от дороги появилась и деревушка. Так себе — на два двора, не больше. Дым шел только из одной избы, а вторая, видно, была нежилая. «Оно и к лучшему, — подумал Тимофей, направляя коня к жилью. — Меньше увидят, меньше услышат!»

— Слушай, а чего они на ночь глядя печь топят? — удивленно спросил Костка, привыкший к тому, что в Москве печи топили только по утрам.

— А хрен его знает, — пожал плечами Тимоха. — Может, выстыло уже, а может, погреться хотят. А может, хлеб решили напечь с вечера.

— Им что — дров не жалко? — недоумевал Конюхов.

— А чего их жалеть-то? — удивился Тимофей. — Лес-то вон он, рядом. Деньги за дрова платить не надо.

— У, лес… — сообразил Костка. — Тогда понятно. А я как вспомню, как батька матку ругал, что дрова зазря жжет, то все и кажется, что сажень дров полкопейки стоит. Хорошо деревенским. Сбегал в лесок, дровец нарубил да сиди себе грейся на печке. Им-то в приказы ходить не надо…

Оба дома были окружены изгородью. Не из жердей, сбитых в пролеты, и не из кольев, она была плетеная, как корзинка.

— О, изгородь-то, как в Малороссии, — определил бывалый Конюхов. — Значит, в Польшу едем!

Тимофей, спрыгнув на землю, подошел к крыльцу. Хотя изгородь вокруг дома и была сделана по южному образцу, но сам дом был русским — бревенчатым, а не из глины, замешанной пополам с навозом или кукурузной соломой. Изба — пятистенок, в котором зимняя половина отделена от светелки. Слева большого сарая для скота — конюшня. Не похоже, что бедняки.

— Хозяева! — громко позвал он, колотя в дверь рукояткой нагайки. — Пустите на постой!

За дверью раздалось скрежетание, и чей-то низкий голос (не понять, мужской или бабий) ответил:

— Пшел ты к медведю на ухо! Ходят тут всякие нищеброды. В монастырь валяй, там изба есть для бродяг. А тут вам, дармоедам, не подают.

— Мы заплатим! — не смущаясь неласкового приема, крикнул Тимоха.

За дверью установилась тишина, а потом все тот же непонятный голос спросил:

— А чо надо-то?

— Да ты не бойся, — покровительственно сказал Акундинов и принялся перечислять: — Баня и еда — для нас, конюшня с овсом — для коней. Ну, хорошо бы еще щец с мясом, пироги с капустой да постели. Ну дак чего забоялся-то?

Дверь медленно отворилась. На пороге стоял мужик, хоть и невысокого роста, но поперек себя шире. За плечом угадывалась ладно скроенная бабенка.

— Да я и не боюсь, — бабьим голосом сказал мужик, поигрывая охотничьим рожном. — Так, говоришь, денежки заплатишь?

Тимоха, оценив фигуру хозяина, наглеть не стал:

— Сколько возьмешь за три дня?

— Три копейки с денгой, — назвал цену своего гостеприимства хозяин.

— Одна, — принялся торговаться Тимоха.

— Три, — слегка уступил мужик.

— Две, — повысил Акундинов, хотя торговался из чистого озорства.

— Три, — еще немного уступил хозяин и пригрозил. — Больше не уступлю! На три дня да на двоих… Да кони еще. Одного овса на них полкопейки уйдет. А сена еще.

— Ладно, — согласился Тимоха. — Но баба нам исподнее постирает.

— Добро, — согласился хозяин, протягивая широкую, как лопата, ладонь.

Тимофей, отзываясь на рукопожатие, чуть не завыл — хватка у мужика была железной! И хватка, и фигура никак не вязались с низким визгливым голосом и безволосым, одутловатым и, опять-таки, каким-то бабьим лицом.

— Маланья, баню топи, — приказал хозяин жене, а сам обернулся к гостям: — Пойдем, коней поставим, а потом перекусим, чтобы в баньку-то на голодное брюхо не ходить. Воды там довольно, а каменка теплая еще. Только дровец подкинуть, так мигом и дойдет.

Скоро все трое уже сидели за столом и уминали черствые пироги с грибами, запивая их квасом. Хозяин, которого звали Прокопом, позевывая, говорил гостям:

— Ничо! Щас банька приспеет — напаритесь. Пока паритесь, баба ужин сготовит. Щец, правда, нет — выхлебали, но гречка с мясом есть. Ну, грибочки-огурчики всякие.

— Водку будешь пить? — неожиданно спросил Тимофей, вытаскивая из сумки флягу, чем поверг в изумление Костку, который уже несколько дней клянчил хотя бы чарочку.

— А чего бы не выпить? — отозвался хозяин, пытаясь говорить степенно. Но голос-предатель то и дело срывался на визг, поэтому получалось смешно. То ли баба переодетая, то ли подросток, пытающийся говорить под мужика. — Ежели мало будет, так я свою достану. Дешевле некуда — две копейки ведро.

— С табаком, небось? — деловито поинтересовался Костка.

— Ну, еще чего, — слегка обиделся хозяин. — У меня ведь не как в кабаке государевом. Для себя выкуриваю. Ну, так соседям да путникам иногда продаю…

— Ну ладно, — примирительно сказал Тимофей. — Чарки доставай. Выпьем немножко да в баню пойдем. Вначале нашего, казенного, отведаем, а потом посмотрим.

Хозяин вытащил не деревянные кубки или грубые глиняные кружки, а медные чарки, украшенные чеканкой. Из таких и пить не в пример приятней. Выпив, Тимофей стал подниматься:

— Перед баней много пить не след, — сказал он, не обращая внимания на умоляющие Косткины глазенки…

По дороге мужики разминулись с Маланьей, которая зыркнула на них из-под платка, ничего не сказала, а только уступила дорогу. Тимофей углядел, что хозяйка, несмотря на платок, закрывающий почти все лицо, была диво как хороша.

Напарившись да отпившись квасом, который им вместе с чистым бельем принес хозяин, друзья пошли ужинать. Гречка, сваренная с мелкими кусочками мяса, лучком и щедро сдобренная маслом, была чистое диво! Были еще и печеные в золе яйца, пареная репа и речная рыбешка. Для соленых грибов не пожалели сметаны. Хозяин хоть и брал недешево, но кормил хорошо!

Мужики и не заметили, как «уговорили» под кашицу всю гостевую баклагу, а хозяин вытащил полуведерную корчагу, не забыв, однако, загодя взять положенную денежку.

— Эх, благодать, — благодушно заявил Тимоха, развязывая пояс. — Хорошо тут у тебя. Теперь бы да до полного счастья, бабу бы где-нить завалить. Только, — вздохнул он, выбирая огурчик, — где же ее взять-то?

— Мою возьми, — сказал хозяин, кивая на возившуюся у печки жену: — Ежели на раз поиметь — денгу плати. Ну а на всю ночь — копейку.