Читать книгу - "Во власти Бермудского треугольника - Михаил Шторм"

Как ни удивительно, ночь прошла без эксцессов. Утром Саша Коротич посетил завтрак и выступил с небольшой речью. Он сказал, что в равной степени уважает мнение как тех, кто стремится покинуть экспедицию, так и тех, кто готов продолжить плавание.

— Но лично я бы не торопился с выводами, — сказал он, подводя черту. — Насколько мне известно, сегодня на корабле было спокойно. Вероятно, мы вышли из какой-то неблагоприятной зоны.

— Но техника по-прежнему не работает, — напомнили ему.

— Что ж, придется вам вспоминать, как работали ваши коллеги до появления компьютеров, — улыбнулся Коротич. — Ручками и карандашами.

— А сообщения на землю голубями будем отправлять? — ехидно поинтересовалась Пруденс.

— Нет, зачем же. Вы сможете использовать свои тексты. Когда мы вернемся на Багамы.

В словах Коротича был резон, но ничего похожего на энтузиазм они не вызвали. Две трети путешественников только и ждали возможности улизнуть с «Оушн Глори». Похоже, уже пережитого им хватило с лихвой, и новых впечатлений они не хотели. Коротича это явно злило, хотя он старался, чтобы его взгляд и тон сохраняли обычную благожелательность.

Всю первую половину дня Быков бесцельно шатался по палубам, чтобы не сидеть в каюте с Мартой. Его раздражала ее манера валяться на кровати в чем мать родила, пялясь в потолок или дремля. Пусть дожидается своего бравого полковника одна. Мысленно Быков с ней уже попрощался.

Погода заметно портилась. Все началось с маленького облачка, заслонившего солнце, стоящее в зените. Оно походило на комок ваты и поначалу не привлекало ничьего внимания. Потом Быков заметил, что облачко умудряется постоянно занимать такое положение, что закрывает солнечный свет.

В мире стало сумрачно и неуютно. Океан сменил окраску с синей на зеленую, а потом посерел, как небосвод, по которому теперь расползлась сплошная облачная пелена. Потом поднялся ветер, и волны с готовностью заплясали на океанской поверхности. Пока что они не набрали силу, словно решая, в какую сторону им дружно покатиться, но в посвежевшем воздухе отчетливо запахло штормом.

Быков поднялся на верхнюю палубу, где воздушный поток был тугим и непрерывным. Моложавая красотка Морин Остин упрямо лежала в шезлонге, как будто надеялась, что ее упорство вознаградится возвращением солнечной погоды. Ветер трепал парео, которым Морин пыталась прикрыться. Заметив Быкова, она с готовностью встала и крикнула:

— Кажется, позагорать сегодня не получится. Как думаете?

Чужое мнение требовалось ей, чтобы оправдать собственную слабость в своих же глазах. Интересно, как бы она поступила, если бы Быков сказал, что погода прекрасно подходит для принятия солнечных ванн?

— Я тоже так считаю, — кивнул он. — Если так пойдет дальше, ночью может разыграться настоящий шторм.

— Значит, все-таки будет качка? — с беспокойством спросила Энджи, стоявшая у поручней и напряженно прислушивавшаяся к разговору.

Она по-прежнему была рыженькой и миловидной, но уже не такой улыбчивой, как в начале путешествия.

— Мистер Коротич сказал мне, что яхте не страшны даже самые сильные ураганы, — авторитетно заявила Морин.

— Но качка! — покачала рыжей головой Энджи. — Я не выношу качку. Плавала однажды в круизе и чуть не умерла от морской болезни.

— На яхте установлены стабилизаторы, — успокоил ее Быков. — Говорят, они способны погасить любое волнение.

— Я тоже такое слышала, — подтвердила приблизившаяся Морин.

— И вы верите в это? — спросила Энджи, испытующе поглядывая на обоих. — После всего того, что творится на судне? Я не надеюсь ни на какие стабилизаторы, ясно? — Она чуть не плакала. — Мы все погибнем. Он нас уничтожит.

— Кто? — опешил Быков.

— Треугольник!

— Не болтай глупостей! — рассердилась Морин. — Ты разве не знаешь, что нельзя произносить вслух свои опасения. Они уносятся в атмосферу, и Вселенная их слышит.

Иллюстрируя сказанное, она взмахнула руками. Ветер вырвал у нее парео и понес вдаль низко над гребнями, словно причудливую синюю чайку — единственное яркое пятно на серо-буром фоне. Вокруг, сколько хватало глаз, тяжело ворочались волны, стремясь поднять повыше свои вспененные макушки.

Недовольно поджав губы, Морин направилась к трапу.

— Я боюсь, — сказала Энджи, когда они остались одни. — Добром это не кончится. Что-то случится. Что-то страшное.

— Успокойся, — постарался унять ее волнение Быков. — Для паники нет причин. Шторм может не начаться. Побеснуется море и утихнет. — Он потопал ногами по настилу палубы. — Чувствуешь? Как будто на земле стоим. Совершенно не качает. — Заметив недоверчивое выражение на лице Энджи, он поправился: — Ну, почти.

— Ты как все, — с горечью произнесла она. — Не хочешь видеть правды. Предпочитаешь прятаться за стеной иллюзий. Отгораживаешься ею от реальности. Так проще, правда?

— Ни от чего я не отгораживаюсь, — возразил Быков, несколько обиженный и ошеломленный внезапными нападками. — Успокойся, Энджи. Чем сильнее мы боимся и нервничаем, тем уязвимее становимся.

— Чем мы беспечнее, тем проще с нами справиться, — сердито сказала Энджи и ушла, оставив его в гордом одиночестве.

Он уже хотел последовать за женщинами, когда на палубу поднялась Лиззи Шеннон. Впервые за время путешествия ее волосы были собраны не в узел на макушке, а заплетены в косу. Должно быть, она решила, что иначе ветер растреплет ее прическу. На ней была бело-голубая ветровка и обычные джинсы, плотно обтягивающие бедра и икры, отчего кроссовки Лиз казались великоватыми.

Как обычно, Быков не заметил следов косметики на ее лице. Приветливо кивнув, она остановилась, словно бы решая, где расположиться.