Читать книгу - "Лютер - Гвидо Дикман"

— Меня зовут Ханна, господин!

Карлштадт устало кивнул, а глаза его с любопытством разглядывали ребенка. Малышке было лет девять. Правая рука и правая нога у девочки были как-то странно скрючены, как у орла, который разучился летать и приговорен к бесполезному прозябанию на земле. Люди рассказывали всякие ужасы про эту девочку и ее мать.

Карлштадт невольно вспомнил одно место в Писании, где говорилось о правой руке Господа. Как же такое убогое существо, как эта девочка, войдет в Царствие Небесное? Но сказано же, что призвал Христос детей к себе и запретил апостолам своим отвергать их. Но к чему забивать себе голову такими вопросами!

Тяжело дыша, магистр прислонился балке, подпиравшей стену амбара, где хранились мешки с рожью и ячменем. Ханна, держа девочку за руку, оглядывалась кругом в поисках помощи, но Карлштадт сказал ей, что помощь ему не нужна. Он просто устал, и сейчас все пройдет.

— Ты ведь слушала его, Ханна, — ни с того ни с сего сказал он. — И его слова проникли тебе в душу, иначе ты никогда бы не решилась заговорить со мной. Скажи, я прав?

Ханна с нежностью погладила девочку по соломенным волосам.

— Мне понравилось, как отец Мартинус говорил о милосердии Господнем, достопочтенный господин.

Над их головами со стуком отворилась створка окна. Какая-то толстуха просовывала в окно щербатую миску с очистками. Из окна несло гусиным жиром и горелой капустой. Заметив, что у ее дома стоят люди, женщина, что-то пробормотав, убрала миску и захлопнула окно.

— Он подвергает сомнению учение Церкви! — Глаза Карлштадта посуровели. — Лютер посмел… — Но закончить он не смог: из-за смрада, которым тянуло из соседнего дома, у него перехватило дыхание. И тут девочка потянулась к нему и, улыбаясь, разжала кулачок: на ладошке лежало несколько полураздавленных лесных ягод. Карлштадт с изумлением смотрел на ягоды. Он даже и сказать ничего не успел, как девочка вручила ему свой подарок.

— Откуда же мне знать, чему учит Церковь, мой господин? — невозмутимо сказала Ханна, наблюдая, как магистр кладет в рот ягоду за ягодой. — Я Священного Писания не знаю. Или что, вы думаете, кто-нибудь снизошел до бедной торговки хворостом и хоть раз почитал ей вслух Библию? А даже если бы и почитал — разве наш брат эту латынь поймет?

Карлштадт выпрямился. Неверными движениями принялся он оправлять свою мантию, пачкая мех ягодным соком. Он вздохнул. Нет, день выдался нехороший. Оглянувшись, он увидел приближающуюся телегу, в которой громыхали пустые дубовые бочки, от них несло селедкой. Кривой возчик обрушился с бранью на ложечника, который своими липовыми колодами перегородил пол-улицы, а улица и без того узехонька — не проехать. Чудовищные ругательства неслись с обеих сторон.

— Господин, как вы?

— Да все в порядке, Ханна, — угрюмо ответил магистр.

Хотя именно он втянул эту женщину в разговор, он вдруг подумал, что глупо поступает, разговаривая с нею на виду у всех. Прохожие уже начали на них поглядывать. Ему захотелось поскорее убраться отсюда, с этой улицы. Домой, в тишину и одиночество своего кабинета, который, Бог милостив, встретит его в том же виде, в каком он оставил его утром. Почему же он позволил этому брату Мартштусу загнать себя в угол? Почему все не может остаться так, как было раньше?

— Я понял твои доводы, женщина, — наконец сказал он. — Но изложение Священного Писания нельзя доверить дилетанту. Разъяснять пастве Евангелие — дело священника.

— Отец Мартинус — священник! — внезапно вмешалась в разговор девочка, но тут же, смутившись, посмотрела на свою исхудавшую мать. — Правда же, он священник нашего прихода?

Ханна с серьезностью кивнула и пошла с дочкой прочь по булыжной мостовой. Несколько ягод, которые девочка приберегла для себя, упали в лужу. Насупившийся Карлштадт не успел ничего ответить. Женщина и девочка исчезли вдалеке, за поленницей дров. Магистр некоторое время постоял в раздумье, слушая, как постепенно нарастает шум на улицах и площадях города. Потом он направился в сторону ратушной площади. Обдумав последние слова Ханны, он решил не идти домой, во всяком случае не сразу. Карлштадт направился к замку, точнее — в придворную канцелярию курфюрста, секретарь которой, Георг Спалатин, должен был немедленно узнать о безобразиях, творимых монахом-августинцем. А уж секретарь найдет пути и средства, чтобы восстановить покой в университете и городской церкви.