Читать книгу - "От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов"

его новое поручение. Соответственно парламент был распущен 15 июня. До выдвижения кандидатов должно было пройти 10 дней, а затем еще 10 дней до выборов – 5 июля… Голоса солдат должны были быть подсчитаны в Англии, куда их предстояло доставить. Ввиду этого со дня выборов в Соединенном Королевстве до подсчета голосов и объявления результатов должно было пройти еще три недели. Этот последний акт был назначен на 26 июля».

Новый кабинет министров, в который вошли в основном консерваторы, должен был управлять до выборов и получил прозвище «правительство-сиделка» («Caretaker Government»). Черчилль настолько не сомневался в своем успехе на выборах на волне эйфории от победы над Германией, что даже не озаботился разработкой полноценной предвыборной платформы. Он ограничился манифестом, названным банально: «Декларация м-ра Черчилля о политике для избирателей». Он пожалеет о своем легкомыслии.

Дипломатическая дорога в Потсдам

Мир вступил в новую эпоху, и это делало настоятельным встречу тех, кто творил тогда историю – лидеров Большой тройки. Время конференции и детали ее проведения стали предметом интенсивнейшей переписки между тремя столицами, а история подготовки встречи была похожа на детектив.

Главным возмутителем спокойствия выступал Черчилль, который максимально торопил события. Он объяснял свои мотивы так: «Главной причиной, почему я стремился приблизить дату конференции, был, конечно, предстоящий отвод американской армии от той линии, до которой она дошла в ходе военных операций, в зону, предписанную соглашением об оккупации… Изменившееся отношение России к нам, постоянные нарушения соглашений, достигнутых в Ялте, стремительный бросок с целью захвата Дании, удачно предотвращенный своевременными действиями Монтгомери, посягательства в Австрии, угрожающее давление маршала Тито в Триесте – все это, как казалось мне и моим советникам, создавало совершенно новую обстановку, отличающуюся от той, какая существовала два года назад, когда решался вопрос о зонах оккупации». Черчилль не стал акцентировать внимание на другом своем мотиве: конференция союзников была бы для него лучшей формой избирательной кампании.

Сталин, как увидим, не возражал против любой даты, выговаривая для себя только возможность принять участие в Параде Победы. Но не спешил и Трумэн – по причине, которая тоже была предельно прозрачна: он ждал ядерную бомбу.

Черчилль в телеграмме Трумэну от 6 мая, ссылаясь на тщетность своего последнего обращения к Сталину по польскому вопросу, отметил, что «далее решить вопросы путем переписки вряд ли возможно и следует как можно скорее провести встречу трех глав правительств». 11 мая Черчилль повторил свой запрос Трумэну: «1. Я считаю, что мы должны вместе или по отдельности в один и тот же момент обратиться к Сталину с приглашением встретиться с нами в июле в каком-нибудь неразрушенном городе Германии, о котором мы договоримся, чтобы провести трехстороннее совещание. Нам не следует встречаться в каком-либо пункте в пределах нынешней русской военной зоны. Мы шли ему навстречу два раза подряд. Мы беспокоим их своей цивилизацией и нашими методами, отличающимися от их методов. Но все это значительно ослабеет, когда наши армии будут распущены. 2… Поэтому прошу Вас, приезжайте сюда в первые дни июля, а затем мы вместе поедем на встречу с дядей Дж. в любое место, признанное наилучшим за пределами оккупированной русскими территории, куда его можно будет уговорить приехать. Тем временем я горячо надеюсь, что американский фронт не отойдет назад от согласованных сейчас тактических линий».

Трумэн ответил, как писал Черчилль, что «предпочел бы, чтобы встречу предложил Сталин, и выразил надежду, что наши послы убедят его выступить с таким предложением. Далее Трумэн указывал, что он и я должны отправиться на эту встречу по отдельности, во избежание каких-либо подозрений в „сговоре“. Он выразил надежду, что по окончании конференции сможет посетить Англию, если позволят его обязанности в Америке».

Со стороны Трумэна ситуация выглядела таким образом: «В других последующих посланиях премьер-министр вновь возвращался к необходимости встречи со Сталиным в каком-либо городе в Германии. Он писал, что время на стороне Сталина и по мере того, как „он усиливается, мы теряем решимость“. Черчилль также подчеркивал, что если Соединенные Штаты и Великобритания продолжат выводить свои войска из Европы, то шансы убедить Сталина пойти навстречу желаниям союзникам будут с каждым днем таять».

Британский премьер 12 мая направил президенту Трумэну уже частично процитированную выше телеграмму, которую сам же называл телеграммой «железного занавеса». «Из всех государственных документов, написанных мною по этому вопросу, – подчеркивал Черчилль, – я предпочел бы, чтобы обо мне судили именно на основании этого послания».

Там говорилось: «1. Я глубоко обеспокоен положением в Европе. Мне стало известно, что половина американских военно-воздушных сил в Европе уже начала переброску на Тихоокеанский театр военных действий. Газеты полны сообщений о крупных перебросках американских армий из Европы… Каждый может понять, что через очень короткий промежуток времени наша вооруженная мощь на континенте исчезнет, не считая умеренных сил, необходимых для сдерживания Германии…

3. Железный занавес опускается над их фронтом. Мы не знаем, что делается позади него. Можно почти не сомневаться в том, что весь район восточнее линии Любек, Триест, Корфу будет в скором времени полностью в их руках. К этому нужно добавить простирающийся дальше огромный район, завоеванный американскими армиями между Эйзенахом и Эльбой, который, как я полагаю, будет через несколько недель – когда американцы отступят – оккупирован русскими силами…

5. Безусловно, сейчас жизненно важно прийти к соглашению с Россией или выяснить наши с ней отношения, прежде чем мы смертельно ослабим наши армии или уйдем в свои зоны оккупации. Это может быть сделано только путем личной встречи».

Была ли известна тогда Сталину переписка между Трумэном и Черчиллем? Да, и не только она. Первый секретарь британского посольства в Вашингтоне Дональд Маклин – один из участников легендарной «кембриджской пятерки» – потоком слал в Москву донесения. Лишь за первое полугодие 1945 года только по телеграфу в центр было передано содержание 191 секретного документа и 26 агентурных сообщений, из которых 146 были доложены лично Сталину и другим руководителям страны.

Трумэн в ответной телеграмме от 12 мая все еще стоял за подталкивание Сталина через посольства своих стран в Москве, оставив вариант прямого обращения к нему про запас. Премьер нехотя согласился: «Время на его стороне, если он будет окапываться, пока наша сила тает». Однако поскольку ни Гарримана, ни британского посла Арчибальда Керра в Москве в тот момент не было, посольский вариант реализовывать было некому. В послании Трумэну от 15 мая Черчилль предложил было взять инициативу на себя: «Я, пожалуй, рискну нарваться на грубость Сталина и пошлю ему телеграмму с