Читать книгу - "Остров безветрия - Валерий Воскобойников"

Мне посчастливилось пристрелить медведя, подошедшего близко к кораблю, и я отрубал от него кусок за куском и переносил в трюм. Так же было и со следующим медведем. Медвежьим салом я отапливал свою каюту. Свежая медвежатина спасала меня от цинги.

На второй год обогреваться стало нечем, уголь я берёг для машины, а керосин кончился. Я разбирал многочисленные, ненужные теперь переборки и сжигал их в своей печурке. Так постепенно я многое сжёг на корабле.

Юрий Тихонович был прав: ледяное поле вместе с кораблём медленно двигалось к Гренландии. И, наконец, случилось то, о чём мы мечтали всей командой, собираясь в кают-компании у камина. Судно высвободилось изо льда.

Я уже давно подготовил машину к работе. Теперь я был и кочегаром, и капитаном, и палубной командой одновременно.

Я разжёг топку, машина заработала, и на малом ходу я двинулся по курсу, который, как мог, проложил по карте сам, вспомнив всё, чему учился у Юрия Тихоновича.

Я подбрасывал уголь в топку, выбегал на палубу, поворачивал руль, лавируя между льдинами, потом снова спускался к машине, снова бросал уголь и опять опрометью бежал наверх.

Впереди была чистая вода. Впервые за три года судно качалось на волне.

Может быть, оттого, что земля была уже близко и я ослабил внимание, а скорее, просто из-за усталости, я заснул возле топки… И вдруг я почувствовал ужасный удар, меня бросило на стену, раздался громкий треск, какого я не слышал даже тогда, когда корабль сжимали полярные льды. Судно накренилось.

Я выскочил наверх и понял, что корабля, моего надёжного «Святого Петра», больше не существует. Надо мной возвышалась ледяная гора айсберг. С ним и столкнулся «Святой Пётр». А может быть, и не столкнулся даже, лишь подошёл близко как раз в тот момент, когда айсберг переворачивался, и сейчас часть ледяной горы легла на корабль. Судно кренилось всё больше под её тяжестью, каждую минуту оно могло перевернуться и затонуть.

К счастью, я привык заранее обдумывать всё, и наверху у меня готова была небольшая шлюпка с провизией, спальным мешком. Я боялся, что от удара лодка слетела за борт, но она стояла на месте. Я бросился вниз, схватил попугая Изабеллу и дневники капитана. Для того чтобы взять что-либо ещё, у меня уже не оставалось ни мгновения. Я спустил лодку в воду, сам прыгнул туда вместе с попугаем и портфелем капитана и едва успел отплыть с десяток метров, как «Святой Пётр» перевернулся.

Через несколько минут на том месте, где он только что стоял, колыхался на волнах лишь корабельный хлам.

У меня уже не было никаких сил, что бы бороться за жизнь.

Некоторое время я лежал на дне лодки в спальном мешке. Где-то возле моей головы шевелилась Изабелла.

Потом я поставил парус и за два дня добрался до берегов Гренландии.

Обессиленный, я не смог бы сам вы браться из лодки, если бы меня не заметили местные жители — эскимосы.

Они отвезли меня в свой посёлок и несколько дней ухаживали за мной, не зная, кто я, откуда и как очутился у их берегов.

Третья жизнь Ивана Петровича

Постепенно я набирался сил, стал выходить из хижины. Я помогал эскимосам в их простой работе, научился их языку. От норвежских моряков, за шедших в посёлок, я узнал, что в Европе идёт большая война, а нас давно уже не ждут, считают погибшими.

Капитан предлагал бесплатно отвезти меня на материк, но страх охватывал меня, едва лишь я подходил к берегу. Мне казалось, что стоит кораблю отплыть, как его немедленно закуют льды и утащат в полярную ночь. Рас судком я себя уговаривал, но страх был сильнее рассудка.

В портфеле был лишь личный дневник капитана, фотографии его жены и ребёнка. Я отправил известие о печальном конце экспедиции русскому посольству в Швецию, просил о спаса тельном судне, давал координаты острова Безветрия, но не получил ответа. Быть может, письмо не сочли важным в то военное время, и оно затерялось среди других депеш.

Вскоре я женился на местной девушке, эскимоске, и стал жить обычной жизнью тамошних охотников и рыбаков.

Попугай Изабелла и портфель с дневником капитана Палтусова вот всё, что связывало меня с прошлой жизнью. Из газет я узнавал, что в России происходят большие перемены, но у меня уже здесь были семья и дети.

Четвертая жизнь Ивана Петровича

Прошло двадцать лет. Дети мои вы росли и стали хорошими охотниками. А я превратился в настоящего эскимоса. Даже приезжие шведские и норвежские моряки не принимали меня за европейца. По-русски я разговаривал лишь с Изабеллой. Но и она постепенно овладевала языком эскимосов.

Тамошние газеты мало писали о жизни моей родины. Иногда я подумывал побывать в Петербурге, разыскать семью капитана и семьи других моих товарищей. Но едва я собирался взойти на судно, как опять страх немедленно овладевал мной. Даже на полмили я боялся отойти от берега.

В сорок первом году я понял, что на Россию надвигается опасность. Как раз в ту зиму умерла моя жена, и я оказался одиноким.

В апреле уже все газеты писали о будущей скорой войне. Я решился, пересилил страх, взял Изабеллу, взял портфель капитана и поднялся на судно.

Через две недели я уже был в Петербурге.

Я пришёл в тот же дом, куда приходил тридцать лет назад молодым искателем приключений. Жена капитана уже скончалась, а их сын жил в той же квартире. Ему было чуть больше тридцати. У него была молодая миловидная жена, Вера Дмитриевна, и двухгодовалый сын, Николенька.

Я оставил им попугая Изабеллу.

И хотя была она моей подругой в самые трудные мои годы, но ведь принадлежала-то она капитану! Попугай Изабелла полюбил ребёнка и принялся напевать колыбельную.

Оставил я им и портфель капитана. Сын капитана, Николай Юрьевич, тут же сел читать дневники отца. Мы договорились увидеться через месяц, но уже через две недели началась война.

Я жил у своего брата за городом. Николай Юрьевич навестил меня, сказал, что успел сделать с дневников отца две копии, а сами дневники оставляет мне и просит хранить их до Победы. Он был в военной форме и формировал батальон добровольцев.

Больше я не видел его…

До победы портфель с дневниками Юрия Тихоновича сохранить не удалось. В дом, где он был спрятан, попала бомба.

Пятая жизнь Ивана Петровича

Скоро на фронт ушёл и я.

Теперь я понимал, что дом мой всегда стоял здесь, в России, а те прошедшие тридцать лет были лишь странным сном… Кинофильмом, который во второй раз на экране не показывают.

Несколько раз я попадал в госпиталь, снова возвращался на фронт и закончил войну на реке Эльбе.

Шестая жизнь Ивана Петровича

Шестая моя жизнь продолжается и сейчас. У меня есть дом и деревья, которые я сам посадил и вырастил. Этот молодой человек — мой правнук, мой двоюродный правнук. Говорят, что он удивительно похож на меня в молодости.