Читать книгу - "Меня зовут - Кожа - Бердибек Ыдырысович Сокпакбаев"

class="subtitle">— Кожа хоть хорошо учится!— кричала бабушка.— А Сабирбек в его возрасте стукнул муллу палкой по голове и

убежал... А потом? Когда он вырос, когда он женился, когда пошли дети? Был ли другой такой примерный

семьянин и честный труженик, как Сабирбек?..

— Значит, нам нужно ждать, пока Кожа женится?— Мама не выдержала и засмеялась.

— Не знаю, не знаю!— не унималась бабушка,— Знаю только, что в детстве все баловники, на то они и дети, а не

взрослые.

— Теперь мне все понятно!— Мамин голос зазвенел от возмущения.— Мальчик наслушается таких речей и

начинает ходить на голове! Немудрено, тут и взрослый бы не устоял...

В разговор вмешался мужской голос: — Здравствуйте! Как здоровье? Как дорога? От удивления и ужаса я чуть

не шлепнулся на землю прямо с крыши. Конечно, это был Ахметов — наш директор школы.

— Спасибо,— ответила мама,— не жалуюсь на здоровье. А как вы себя чувствуете, как поживает ваша матушка?

Мне почему-то казалось, что, как только Ахметов увидит маму, он сразу же начнет громко проклинать ее

беспутного сына и рассказывать самым мрачным тоном о его похождениях.

Вместо этого директор добродушно заметил:

— Человека, приехавшего с джайляу, отличишь из далека... Вы чудесно загорели. Я бы сказал — и помолодели...

Говорят, в этом году особенно хорошо на джайляу — немного дождей было...

— Да, год удачный,— подтвердила мама.

Мне даже немного обидно стало. Так быстро она остыла после горячего разговора обо мне.

— Я тоже собирался на джайляу,— рассказывал директор.— Хотел отдохнуть недельку, попить кумыс. Но все

дела, дела: то ремонт в школе, то методические конференции... Кстати, вы получили мое письмо?

— Да. Вот поэтому и приехала так спешно. Что мой негодник опять натворил?

— Не спрашивайте,— вздохнул Ахметов,— трудный возраст. Надзору мало.

Характер у парня невыдержанный.

Да тут еще эта дружба с Султаном. Очень дурное влияние...

— Я еще летом этого опасалась,— ответила мама.— Сразу же попросила его: прекрати дружбу с этим

лоботрясом... В один прекрасный день они появились у нас на джайляу — в каком, вы думаете, виде?.. Оседлали

одну лошадь двумя седлами...

Против моего ожидания, Ахметова это сообщение только рассмешило.

Вдруг голоса стали глуше и тише. Очевидно, беседующие отошли куда-то в

сторону. До ушей моих донеслось

только снова повторенное имя Султана.

Странный народ взрослые! Ну хорошо, Султан и в

самом деле сорвиголова и нечестный человек. Но к лягушке-то он не имеет никакого отношения!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,

Наверно, самая грустная в книге.

Как мне теперь показаться на глаза маме? Я лежал, а сене до самых сумерек.

Что делать? Было ясно, что мама

приехала очень расстроенная и недовольная мною... Я готов был вынести сейчас любое наказание, лишь бы мама

была спокойна и весела. Но я понимал, что все это глупые фантазии. Разве может быть спокоен человек, если у

его ближнего беда? Я знал, что и бабушка украдкой плачет. А если она и заступалась за меня и возражала маме,

так только для того, чтобы уменьшить в маминых глазах величину нашего семейного несчастья.

Группа ребят играла в волейбол на полянке перед школой. Только темнота заставила их прекратить игру, и они

расходились по домам, обмениваясь веселыми шутками, хохоча и задирая друг друга. Почему судьба так

несправедлива к одним и так щедро одаривает других! Ни у одного из этих ребят нет такого горя, как у меня.

Никому из них не приходится прятаться в нору, как чесоточной собаке!

Из-за чего все это? Из-за какой-то дурацкой лягушки!

Но всему на свете приходит конец. Я соскользнул на землю по стене, выходившей на задворки, и сразу же

наткнулся на бабушку: с ведром в руке она направлялась доить коров.

— Эгей! Кожа! — закричала бабушка.— Г де ты бродишь? Мать приехала!

Бабушка! О славная бабушка! Она, несмотря ни на что, продолжала держать мою сторону, подошла ко мне и почти беззвучно прошептала:

— Мама очень сердита... Разговаривай с ней посмирнее.

Я вошел в комнату, ступая осторожно, словно шел по льду. В комнате было темно. Наверно, мама куда-нибудь

вышла.

В это время откуда-то из темноты послышался чей-то тяжелый вздох. Я вгляделся и различил на кровати силуэт

мамы. Она прилегла прямо в той же одежде, в которой приехала с джайляу.

Я подошел поближе:

— Здравствуйте, мама!

Она не ответила. Было тихо-тихо. Потом снова послышался вздох и всхлипывания.

Я осторожно дотронулся до маминой руки:

— Мама, не нужно плакать.

Мама медленно приподняла голову, достала платок и вытерла слезы.

— А что же мне еще делать?—спросила она.— Никогда не думала, что ты

вырастешь таким безобразником. И

каждый день ты становишься все хуже и хуже.. , Где пройдешь, там трава перестает расти... Никакого стыда.

Мама еще очень долго говорила. Признаюсь, я не очень вслушивался в ее

слова. Все, что говорила она, мне было

давным-давно известно. Это же самое говорили и учителя, и соседи, и

бабушка, и сама же мама. Удивило и

испугало меня другое — мамин тон.

Обычно все кричали и ругались. Мама тоже покрикивала и поругивалась. А сейчас она словно печально

рассуждала о ком-то, кого вовсе и не было в этой комнате.

Не знаю, дорогие читатели, бывало ли у вас когда-нибудь такое странное состояние, как у меня тогда. Его очень

трудно опирать. Но я всё-таки попробую сделать это.

Руки и ноги у меня словно сделались какими-то очень большими и перестали

слушаться. И я не знал, куда их

деть. Всюду они были лишними. Я начал переминаться с ноги на ногу, вздыхал, сердился и фыркал. И ничего не

мог сказать. Я не слышал слов, но мне было так больно, так тяжело от

маминого тона... Каждый звук ее голоса

словно разрезал пополам мое сердце. И я не мог прервать ее, я не мог даже попросить, чтобы мама перестала

говорить...

Наконец я не выдержал и начал всхлипывать.

Мой плач, как видно, еще больше расстроил маму. Она умолкла и тоже начала плакать.

Я сел в темноте прямо на пол, около кровати, пытался нащупать мамину руку и поцеловать ее. Но она молча

отдергивала руку и продолжала плакать.

Потом она подняла голову и вдруг спокойно, совсем спокойно спросила:

— Как же нам дальше жить, Кожа? Может быть, тебе и правда не стоит учиться?

— Мама!—закричал я, совсем как маленький ребенок.— Я больше не буду... не