Читать книгу - "Голова ведьмы - Генри Райдер Хаггард"

Такова уж она была, эта древняя реликвия, сохранившая, благодаря непревзойденному мастерству какого-то старого монаха или алхимика, всю свою красоту на долгие годы после того, как утихли последние отголоски трагедии, с которой, должно быть, была связана ее смерть. Джереми был уверен, что здесь кроется какое-то ужасное преступление; пока он прилежно прижимал и забивал свинцовые прокладки, в голове у него составилась целая история о тех временах – и он даже начал проверять свои предположения, косясь на «ведьму» и стараясь угадать, соглашается она с его версиями или нет. Способ подтверждения был прост: дрожат ли хрустальные глаза, когда он говорит. Работа была кропотливой и медленной, но и придумывать истории Джереми был не мастак, так что мысли его текли неспешно, под стать работе – и вскоре он поддался какому-то странному очарованию собственных историй. Ему стало даже казаться, будто это честь для него – такая прекрасная дама посвящает его в свои тайны…

Но если для Джереми голова покойницы служила источником вдохновения, то деда его она совершенно околдовала. Старый Аттерли теперь то и дело сбегал из своего кабинета, чтобы заглянуть в мастерскую к Джереми и хоть одним глазком полюбоваться на мертвую красавицу. Однажды поздно вечером, когда работа была уже почти закончена, а Джереми был дома, он вспомнил, что не закрыл дверь мастерской. Джереми снова надел куртку, вышел из дома через заднюю дверь и пересек двор, доставая из кармана ключ. Луна светила очень ярко, и Джереми в мягких домашних туфлях шел практически бесшумно. Когда он подошел к мастерской и собирался запереть дверь, ему почудился какой-то странный звук, доносившийся изнутри. Скажем прямо, Джереми был испуган – и на мгновение в его голове мелькнула мысль об отступлении. Пускай голова сама о себе позаботится! Эти хрустальные глаза были интересны при свете дня, однако он не испытывал ни малейшего желания смотреть в них ночью. Пусть это было глупо… но они выглядели слишком живыми!

Он промедлил еще несколько секунд – и странный звук повторился; тогда Джереми решился на компромисс: он прошел за угол и заглянул в маленькое окошко своей мастерской. С бьющимся сердцем Джереми осматривал такое знакомое помещение… Лунный свет ярко освещал стол и длинный корпус витрины, которую Джереми уже изготовил. Он точно помнил, что запер голову в футляр, но теперь он был открыт, Джереми ясно видел, как отражается лунный свет в хрустальных глазах. В этот момент странный бормочущий звук опять повторился. Джереми шарахнулся назад, вытер пот со лба и второй раз за вечер подумал о побеге. Однако любопытство оказалось сильнее, и он снова шагнул к окошку. На этот раз он разглядел источник странных звуков.

На его рабочем табурете сидел старый Аттерли, уставившись на голову, и что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Эти звуки Джереми и слышал через дверь. Зрелище было жутковатым, и Джереми почувствовал, как холодок пробежал у него по спине.

Пока он стоял и думал, что делать, старый Аттерли встал, закрыл футляр и вышел из мастерской. Джереми поспешил к двери, запер ее и вернулся к себе в комнату, продолжая недоумевать по поводу увиденного. Однако о произошедшем он никому не сказал ни слова, просто с того вечера старался не оставлять двери мастерской открытыми.

Наконец работа была полностью сделана – и для любителя вышло совсем не плохо. Как мы уже и говорили, витрина отправилась на крюк, вбитый в стену гостиной, где ее и увидел мистер де Талор.

Однако с того самого дня, как мисс Ева Чезвик едва не оказалась на дне пропасти в результате своих археологических изысканий, дела в Дум Несс пошли плохо. Все это чувствовали – разве что кроме Эрнеста, голова которого была занята совсем другими вещами. Дороти в те дни выглядела очень несчастной, похудевшей и усталой, хотя, если ее спрашивали о самочувствии, упрямо отвечала, что еще никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Несчастен был и Джереми – и у него имелась на то веская причина. Он подхватил лихорадку, которой женщины, подобные Еве Чезвик, способны поражать сынов человеческих. Джереми был натурой самодостаточной и глубокой, и душа, скрывавшаяся под могучей оболочкой, была нежна и ранима. Он не часто давал волю чувствам, но если уж любил – то всем сердцем и изо всех сил. Именно там, в глубине этой честной и чистой души, навеки запечатлелся образ Евы Чезвик – еще до того, как сам Джереми смог осознать это. Словно на фотографической пластине, Ева Чезвик отпечаталась на его сердце, и теперь он смутно чувствовал, что это навсегда, и что эта пластина больше никогда не сможет быть использована заново.

Ева была так добра к нему; ее глаза сияли так ярко и дружелюбно, когда они встречались… Джереми был уверен, что нравится ей (и это на самом деле было так), даже осмелился однажды неловко пожать эту изящную ручку – и ему показалось, что он ощутил ответное пожатие, после чего он не спал всю ночь.

Вероятно, он ошибался во всем. Именно в тот момент, когда он начал чувствовать себя на вершине блаженства, появился Эрнест – и все надежды Джереми растаяли, как ночной туман в лучах утреннего солнца. В тот самый миг, когда эти двое встретились, Джереми уже знал, что для него все кончено. Словно для того, чтобы подтвердить это, Провидение само явилось к нему в облике маленькой монетки, и Джереми проиграл окончательно, даже без права на последнюю попытку. Что ж, все было честно… но пережить это было тяжело, и он впервые в жизни чувствовал, что сердится на Эрнеста. Да, он был зол на своего друга – и это делало Джереми еще более несчастным, ибо он знал, что гнев его несправедлив. и братская любовь, которую он испытывал к Эрнесту, не могла с ним смириться.

Несмотря на все это, тень, упавшая между ними, все сгущалась.

Мистер Кардус тоже переживал нелегкие времена – впрочем, в его случае они были связаны исключительно с тем, о чем никто из его молодых воспитанников не знал: с идеей мести, которая постепенно превращалась в манию. Мистер де Талор, которого он задался целью уничтожить, неожиданно выскользнул из-под его власти, и Кардус пока не знал, каким образом он может вернуть свое влияние на этого человека. Это огорчало и нервировало его до крайности.

Что касается «лихого наездника Аттерли», то с тех пор, как он посмотрел в хрустальные глаза «ведьмы», разум его помутился окончательно и бесповоротно; Аттерли окончательно уверился в том, что мистер Кардус на самом деле является дьяволом. Дороти, всегда приглядывающая за стариком – дедом, который не знал, что она его внучка, – заметила изменения, произошедшие в его поведении. Он, как и прежде, усердно трудился, переписывая бумаги в конторе, однако теперь делал это с удвоенной энергией, словно стремясь поскорее освободиться от некоего обязательства. Кроме того, с таким же удвоенным вниманием он продолжал вырезать отметки на своей трости. Казалось, в жизни несчастного безумца появилась какая-то новая цель. Дороти забеспокоилась и обратила внимание мистера Кардуса на эти изменения, однако адвокат только рассмеялся и сказал, что они, скорее всего, связаны с полнолунием и скоро пройдут.

Уж если кто в Дум Несс и был счастлив – так это Эрнест… разумеется, если не считать тех дней, когда он тонул в пучине отчаяния, а это случалось не менее трех раз в неделю. Когда Дороти впервые обратила внимание на его жалкий вид и отсутствие аппетита, она немедленно встревожилась и после ужина учинила Эрнесту настоящий допрос, чтобы узнать, в чем дело. Не прошло и пары минут, как она горько пожалела о своей настойчивости, поскольку счастливый влюбленный вывалил на нее целый ворох своих любовных переживаний, и продолжалось это не менее часа. Оказывается, еще один молодой джентльмен из тех, что присутствовали на балу у Смитов и танцевали с прекрасной Евой, добился определенных успехов: он нанес визит – трижды, прислал цветы – дважды (сам Эрнест посылал цветы каждое утро, обманом срезая прямо под носом у Сэмпсона лучшие орхидеи), гулял с Евой по окрестностям – один раз.