Читать книгу - "По дуге большого круга - Геннадий Турмов"

Война – самое безрассудное вмешательство человека в Природу. И Природа не остается безучастной: ее возмездие неотвратимо и настигает нас, как эхо в горах.

Что ж, как аукнется, так и откликнется.

Об этом Жене постоянно напоминают шрамы на ноге, оставленные клыками лесного мутанта в Вяземских лесах в далеком 1948 году.

Не найдя подходящей работы, да и жилья на Западе, Гуримовы в этом же году решили вернуться в Ворошилов, повторив путешествие «по дуге большого круга».

Эта поездка едва не стоила Петру Сергеевичу свободы. По возвращении в Ворошилов против него возбудили уголовное дело за то, что он якобы подделал документы о продлении отпуска и выехал за пределы г. Ворошилова, по существу, дезертировал с работы.

За нарушение «Указа от 26/XII – 41 года» дело на Гуримова «передали в следственные органы для привлечения к судебной ответственности».

В прокуратуре дело рассмотрели, но «с учетом предоставленных справок о болезни, а также того, что Гуримов П. С. является кандидатом в члены ВКП(б) и райком возражает против привлечения его к уголовной ответственности, а по партийной линии Гуримов уже получил выговор», дело против него прекратили.

Смирившись с тем, что им придется надолго, а может и навсегда, остаться в Ворошилове, Гуримовы принялись обустраиваться. Получив квартиру в доме на две семьи с большим приусадебным участком, купили корову, завели уток, кур.

Появились с перерывами в год-два еще два брата и сестра, которым Женька как старший стал нянькой. Теперь он выходил гулять, обвешанный братьями и сестрой. Мать в перерывах между декретными отпусками работала то завбазой, то завмагом.

Отцу вообще было не до детей. Работа в три смены на шахте выжимала все соки. Он освоил все шахтерские профессии: проходчика, забойщика, крепильщика, посадчика. Одно время был даже начальником участка, но его сняли, как «не обеспечившего производства последнего».

Ему присвоили звание «Мастер угля», наградили медалями «За трудовое отличие» и «За трудовую доблесть». Он очень гордился тем, что стал обладателем всех трех степеней знака «Шахтерская слава», который ценился шахтерами выше всех орденов и медалей.

…В пятилетнем возрасте Женя ходил в детский садик, расположенный на глухой окраине Уссурийска. И вот как-то воспитательница повела группу в небольшую рощицу по соседству с детским садиком.

Женя плелся последним, и не воспользоваться таким благом никак не мог. Вокруг бушевал незнакомый мир, поэтому просто необходимо было познакомиться с этим царством красок, птичьих голосов и вообще со всей еще неведомой жизнью.

Вот какой-то цветок изумительной красоты распустил свои бархатные лепестки. Как тут не остановиться и внимательно не разглядеть это чудо? Налюбовавшись вдоволь, он собрался было догонять свою группу, но рядом прыгнул на травинку кузнечик. Тоже необходимо познакомиться. Правда, кузнечик ответного стремления к знакомству не испытывал, и едва Женя протянул к нему руку, как он сиганул на другую травинку. Женя – за ним. Он снова – прыг!

Женя шагнул дальше. Но в это время его внимание привлекла бабочка-махаон. Огромная. Размером с ладонь. Темно-синим перламутром своих крыльев она привораживала взгляд. Женя забыл про кузнечика и шагнул к махаону. Шагнул и едва не наступил на какую-то лесную птицу. Та с жалобным писком отскочила от него на расстояние вытянутой руки. Женя попытался дотянуться до птички, но едва это сделал, птичка опять пискнула и перелетела еще дальше. Он снова шагнул к ней. Эти догонялки продолжались минуты две, наверное. Наконец, птица вспорхнула и куда-то улетела. А Женя остался один во внезапно потемневшем лесу.

Позже, став взрослым, он рассказал об этом случае в кругу эрудированных друзей, и узнал, что эта птичка своим якобы беспомощным перепрыгиванием просто уводила его от гнезда, в котором, очевидно, уже лежала кладка яиц.

Женя не помнил: испугался ли, заплакал, звал ли кого на помощь, однако до сих пор жило в нем тягостное чувство безысходного одиночества, которое охватило тогда детскую душу. Тем не менее он двинулся сквозь чащу и уже к вечеру выбрался на какую-то лесную дорогу. Почти в темноте добрел-таки к своему детскому садику. И все время, пока шел, не встретил ни одной живой души.

Трудно описать, с какой щенячьей радостью он бросился к своей воспитательнице. Для него она была феей-волшебницей, принцессой! Но это божество, увидев Женю, разрыдалось и залепило ему звонкую пощечину.

Женя был оскорблен! Унижен! Растоптан!!!

Пойми этих взрослых: ведь он так стремился домой!..

Как нашел дорогу – Евгений так и не понимал, вспоминая тот случай. Ведь мог запросто сгинуть в лесу. Видимо, в грядущем судьба уготовила ему другие, более тяжкие испытания.

Значительно позже, с возрастом он понял, какие страдания, какие переживания доставил взрослым своим путешествием, а тогда он злился черной обидой на свою богиню-воспитательницу, вспоминая о полученной от нее пощечине.

На окраине Уссурийска, где он вырос, ни речек, ни озер не было в округе километров на десять. Поэтому местная детвора плескалась в двух заброшенных карьерах. Карьеры остались после того, как всю глину, пригодную для изготовления кирпичей, из них выбрали. А дожди, да грунтовые воды залили эти выработки по самый верх. Получилось два искусственных озера.

Одно – большое, глубиной метров двадцать. Причем эта глубина начиналась от среза земли. А второе, поменьше, с пологими берегами. В нем-то и плескалась у берегов всякая «мелюзга», постигая азы водоплавания.

Женя учился то ли в первом, то ли во втором классе, когда в один прекрасный день (он действительно был по-летнему прекрасным, переполненным жарким солнцем, пряным запахом полевых цветов, трав, хвои и деревьев) отправился к озерам с твердым намерением научиться плавать.

Скользнул по пологому берегу и, едва окунулся в воду, принялся отчаянно лупить ее руками и ногами, временами цепляясь за дно, чтобы убедиться, что глубина под ним неопасная. И вдруг почувствовал, что вода его держит, что он не просто барахтается, а – плывет. Плывет «по-собачьи», загребая под себя мутную теплую воду обеими руками.

Счастья – до неба.

Изрядно утомившись, он вылез на берег, развалился на местной травке и наскоро отдохнул: страсть как не терпелось повторить свой прибрежный заплыв.

В конце концов он до того осмелел в воде, что совершил в этот же день еще один «подвиг» – переплыл карьер.

На следующий день переплыл этот карьер уже дважды и окончательно убедился, что «вода держит». Значительно позже на уроке физики узнал, что «всякое тело, погруженное в жидкость, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость» – главный закон своей будущей профессии кораблестроителя. Сейчас Евгений может сколько угодно времени лежать на воде – речной ли, морской, удивляя этим немудреным искусством знакомых и незнакомых ему людей, принимая в воде самые замысловатые позы. Но это мальчишечье чувство покорителя водной стихии, которое он пережил, проплыв «по-собачьи» свой первый десяток метров, это чувство больше не испытывал никогда…