Читать книгу - "Последний рыцарь Тулузы - Юлия Андреева"

Барон замахнулся на монаха хлыстом, но тот даже не закрылся рукой и, как ни в чем не бывало, смотрел в глаза хозяину замка.

– Дело в том, мессен, что я как есть монашеского звания и умею лишь молиться Богу, но молюсь я только о деньгах и всяком другом благополучии. Эти молитвы, сударь мой, прямехонько попадают в уши Бога, так что он спешит утешить страждущего. То бишь меня. – Монах погладил свое толстое брюхо, его сутана покрылась мелким бисером капелек.

– Так я тебе и поверил?! Решил меня надуть и в замке обманом пристроиться зиму зимовать. Всяко лучше, чем в чистом поле или в одном из ваших монастырей, где приходится трудиться и вести святую жизнь. Вот сказки и сочиняешь. Слыхивали мы и не такое. На что только народец не пойдет, лишь бы его кормили да поили задарма. Да был бы таким умельцем, что стоило тебе лишь лбом как следует стукнуть об пол, как золотые червонцы с неба падали, неужто тебя отпустили бы из твоего монастыря? Да если бы и отпустили, ты бы уже давно укоренился в каком-нибудь более богатом замке. А не таскался бы по дорогам в дождь и слякоть.

– Все верно, сеньор. – Монах горестно вздохнул, еще сильнее выпятив невероятное брюхо. – Так оно и есть. Орден мой, принявший обет бедности, постоянно пенял мне за нечестивые молитвы о деньгах. Сам отец настоятель ругал меня последними словами и даже иногда заставлял работать вместе со всеми. Только – святую правду я говорю – ни о чем другом, как о деньгах, сызмальства думать я не приучен и ни о чем другом молить Бога не в силах.

Много раз отец настоятель ругал меня ругательно при братии нашей нищей да в острог на хлеб и воду сажал многократно. А потом сам же приходил ко мне в одинокую келью с кашей, мясом, вином да заморскими угощениями, названий которых я не упомню. И просил слезно, чтобы я молил Бога ниспослать блага на монастырь.

От такой двойственности у меня в голове большой кавардак приключился, и как-то ночью темною сбежал я от своих братьев, желающих жить в нищете, и от отца-настоятеля, пекущегося о хлебе насущном для чад своих.

Верно вы, ваша милость, говорить изволите. Не прошел я и полдня пути, как проголодался и с непривычки устал ногами. Вот и зашел в первый попавшийся замок, хозяин которого сильно бедствовал. Слово за слово, открыл я ему правду о своем даре, и он повелел мне прималивать в замок золотишко.

Месяц живу в замке, два, более – деньги рекой текут, исправно урожай рождается, должники долги возвращают, жиды торгуют. Я в особой светелке лежу, брюхо чешу да разными вкусностями набивать его не забываю.

– Отчего же ушел из замка? – Барон велел монаху идти к нему под навес. А сам прислонился к каменной стене, скрестил руки на груди и насупил брови. Речи монаха странным образом походили на какую-то старую легенду или сказку, в которую, однако, так хотелось поверить.

– Сбежал. – Монах горестно замотал башкой, отчего его бычья шея покрылась пятнами, а по щекам потекли слезы. – Хозяин-то мой жадней жадного оказался. Не давал мне покоя, все ему мало да мало. Ладно, я кроткий, сказали усерднее молиться, я молюсь днем и ночью.

Так он, прости Господи, родственников своих извел, делиться счастьем не хотел. Падчерицу в монастырь, охальник, заточил, а девка, того, просватана была. Только приданого ей и не хватало.

Не выдержал я такого сраму и, главное, того, что все намоленное мной добро в мертвых сундуках, точно покойники в гробах, лежит, судного дня ждет. Взял и ушел из замка. Перебежал ночью темною аккурат к соседу моего господина да и Христа ради попросил оставить меня там.

– И что же новый хозяин – тоже оказался жадным, словно жид? – Барон закусил длинный ус. Хорошо если бы сказанное монахом оказалось правдой. Чудно бы вышло. Уж не опозорился бы он – прославленный рыцарь знаменитого рода – подлой жадностью, устраивал бы пиры да турниры, вырастил бы дочь да выдал ее замуж за самого достойного из рыцарей, какой ни будет. Сам стал бы столпом и опорой графству Фуа.

– Новый хозяин мой был трубадуром и большим мечтателем. В год моими молитвами обрел он земли наследные, о которых по скудному своему родству и мечтать не мог, золото потекло к нему рекой. Так нет же – не может человек быть счастливым просто так. В Авиньоне увидал он красавицу графиню и вознамерился жениться на ней. А был он хоть, моими молитвами, и богат, да на личико весьма паскуден. Вот и отказала ему высокочтимая графиня. Он ко мне – молись, говорит, божий человек, о ниспослании мне милостей от дамы моего сердца.

– А я-то тут при чем? Не по этой я части, не по женской, не по любовной. Стыжусь глаз поднять на прекрасных донн, помыслить о них боюсь, не то что Бога молить.

Как осерчал он, сударь мой, руками, ногами, палкой меня отходил. А когда схватился за меч, я деру и дал. Да и что говорить-то – дар у меня на деньги, не могу ни любви снискать, ни благосклонности, случись что – даже жизнь себе продлить не в силах. Вот оно как. Теперь, мессен барон, пред вами стою – весь как есть человече горемычный. Коли позволите мне остаться в замке, денно и нощно буду Бога молить, озолочу к весне Лордфорд, как есть озолочу. А прогоните, дальше пойду. Даст Бог, может, найду себе приют, а нет, так замерзну, яко пес на дороге.

Барон оставил монаха, пообещав не выпроваживать по крайней мере до конца зимы. Все-таки молитвам тоже нужно время до ушей Господа дойти. Но клятвенно пообещал в случае неудачи натравить на него охотничьих собак, чтобы в следующий раз врать не повадно было.

Так и поселился пузатый Харитон в замке Лордфорд. Целый день валялся он на тюфяке из соломы, гладил свое брюхо, ел, пил и неустанно звал в замок деньги.

Странное дело, но уже к новой луне положение действительно начало исправляться. Вдруг из дальнего похода в земли неверных возвратился считавшийся погибшим племянник барона, родной сын его старшей сестры. Да не просто так вернулся, а с черноволосой султаншей женой да приданым ее, состоящим из двух сундуков золота и ларца со специями.

Племянник уступил один сундук барону как нынешнему главе рода и владельцу замка, с тем чтобы жить в Лордфорде всем вместе.

Потом пришла весна, и барон с семьей выехал на майский турнир в Тулузу, где его младшая сестра вдруг приглянулась германскому рыцарю, и тот засыпал Лордфорд подарками, вымаливая отдать ему в жены Элеонору.

Избавившись от засидевшейся в девах сестры и заручившись обещаниями вечной дружбы с новым родственником, барон счел это наилучшим из происшествий весны. И ошибся, так как сам же выиграл на турнире главный приз – золотой венец. Он сразил тупым турнирным копьем самого опасного противника во всей Франции, прославленного Гуго де Лилль по прозвищу Черный Дьявол.

А на следующий год приключилось новое чудо. К еще более потолстевшему от постоянного лежания и неустанных молитв Харитону пришли два его монастырских приятеля, которых толстобрюхий привел пред очи барона. Сам Харитон с трудом пролез в узкую дверь личных апартаментов барона, отчего запыхался и был красным, словно вареный рак.

– Вот братики мои, монахи, – представил он гостей. – За мной следом из проклятого монастыря подались, пристанища себе теперь ищут. Вот.