Читать книгу - "Иван Грозный. Царь, отвергнутый царизмом - Сергей Кремлёв"

Ещё в 1541 году крымский хан Сахиб-Гирей приходил на Оку у Коломны (у Коломны!!) и ушёл восвояси лишь постольку, поскольку обнаружил перед собой огромное русское войско. По пути он хотел овладеть Пронском, был отбит, но с обратного пути написал Ивану IV бранное послание, начинавшееся словами: «Проклятый и отверженный, беззаконный, московский пахарь, раб мой…», и содержавшее угрозы запрячь Ивана в соху, заставить сеять золу и т.д. (Сахиб-Гирей, похоже, был неплохо осведомлён о быте московского двора – юный Иван действительно потехи ради, как сообщают летописцы, «пашню пахал вешнюю и з бояры сеял гречиху…») И угрозы Сахиб-Гирея нельзя было считать вовсе уж бессильными, не могущими быть исполненными.

Многое тогда зависело от многого, ибо Россия в эпоху Ивана Грозного подошла к важнейшей для её будущего точке «бифуркации». Пройдя её верно, Россия обеспечивала себе уже нерушимо великое будущее. Пройдя неверно, могла быстро и необратимо впасть в ничтожество. Нет, Россию не разделили бы, как Польшу, лишая вообще государственности, но в делах Европы и мира русский номер был бы даже не «третьим», а тридесятым.

Мы ничего не поймём в эпохе Грозного и в его действиях, если не поймём, что в историческом плане наиболее значимой и потенциально смертельной для Руси была тогда угроза системной «полонизации» Руси – полонизации не в смысле её захвата и поглощения Польшей, а в смысле установления на Руси политического строя, скопированного с польского… В реальной Польше правили магнаты, в виртуальной «старицко-новгородско-курбской» России правили бы княжата и бояре. А это вело бы к развалу и ничтожеству. Вот что следует усвоить раз и навсегда как историкам, так и их читателям-неисторикам.

Говоря о, например, репрессивной политике Грозного, можно спорить лишь о том, насколько на масштаб репрессий повлиял психологический облик натуры царя, но не о том, можно ли было ему обойтись вообще без масштабных репрессий. То, что жёсткие меры в отношении боярства были суровой необходимостью и программировались позицией и действиями самих бояр, способен отрицать или невежда, не имеющий никакого представления о реальностях русской истории, или высокоучёный глупец, способный быть лишь регистратором исторических событий, а не их исследователем.

А учитывая нравы той эпохи – нравы не только в России, но и вообще во всём мире, включая «цивилизованную» Европу с её системой квалифицированных пыток и казней, – понимаешь, что жёсткие меры по пресечению или упреждению антигосударственных действий боярства и его заговоров не могли не быть одновременно и жестокими. Тогда от вида публичных казней не падали в обморок даже юные красавицы.

К началу эпохи Ивана Грозного Россия уже обрела необходимые условия для устойчивого и мощного государственного развития, но ещё не обрела достаточных условий для этого. Для Польши не было смертельно опасных внешних угроз – угрозой Польше были сами польские магнаты и польская шляхта. А Русь Ивана IV успела ликвидировать лишь одну внешнюю угрозу – восточную, да и то – проблематично. Турецкая Османская империя была крайне недовольна переходом Казанского и Астраханского ханства под юрисдикцию России, османы сами рассчитывали патронировать эти земли, как и Крымское ханство. Поэтому вместо восточной возникла южная угроза.

На севере Руси угрожала Швеция, блокируя выход на Балтику и претендуя на новгородские земли… На северо-западе блокирование Балтики обеспечивала немецкая Ливония во главе с Ливонским орденом, обосновавшимся на территории нынешних Латвии и Эстонии, а на западе никуда не девались традиционные недоброжелатели и соперники Руси – Литва и Польша. Германскую «Священную Римскую» империю и зависимую от Турции Трансильванию (Семиградье) к доброжелателям Руси тоже нельзя было отнести никак.

Союзников же у Руси не было и быть не могло – наладившиеся у Ивана торговые отношения с Англией скорее разжигали в Лондоне нездоровые аппетиты, чем способствовали поддержке Англией России. А намечавшийся союз с Данией общего положения дел не менял. Французы и голландцы хотели бы торговать с Москвой (и торговали!), но в условиях отрезанности России от удобных торговых путей возможности их были ограниченны.

В этих сложнейших внешних условиях сохранение и развитие России оказывалось возможным только при сильном, политически и духовно едином централизованном государстве и самодержавном государе, имеющем исключительные личные права. Не прихоть, не гордыня Грозного и вообще не чьи-либо желания или склонности программировали историческую необходимость для России самодержавия в то время. Централизацию и самодержавие программировали три объективных обстоятельства, три фактора.

Первый: географическое нахождение Руси посередине между кочевым Востоком, уничтожившим русский потенциал развития в XIII веке, и цивилизующимся Западом, потенциал развития которого был спасён в XIII веке нахождением Руси на пути кочевого Востока.

Второй фактор: уникальная, издревле формировавшаяся способность русских славян распространяться по суше на огромные территории и осваивать их без утраты связи с исторической прародиной…

Третий же фактор сформировался к XVI веку как следствие двух первых и представлял собой тотально – по всему геополитическому периметру – враждебное внешнее окружение России… Усиливающуюся Россию внешний мир начинал и бояться, и ненавидеть – в том числе и потому, что боялся. А боялся он её ещё и потому, что не мог понять источника силы Руси.

Уж как далеко шагнули, например, итальянцы по сравнению с «Московией» в цивилизационном отношении к XVI веку – и наука, и культура, и социальные отношения были у них неизмеримо более развиты… Но как теснились итальянцы тысячу лет на своём полуострове-«сапоге», так выше этого «сапога» прыгнуть не смогли. А «варварская» Россия не только не была вытоптана сапогами степняков навсегда, но поднялась и включала в свой состав бывшие царства этих самых степняков. Было чему удивляться, было чему завидовать, да было чего и бояться. Выход же виделся один: затормозить, завоевать, расчленить, разложить изнутри, подогнать под себя, под свою мерку…

Боярская новгородская якобы «вечевая» республика, старицкие и прочие княжата, магнаты Курбские как раз и подходили для такой «конвергенции» с Западом, когда цивилизационное, а затем и политическое, а затем и экономическое и социальное верховенство на Руси переходило бы к Западу.

Вот ведь в чём была главная русская дилемма в эпоху Ивана IV Васильевича Грозного: развиваться самобытно и суверенно или принять лидерство уходящего в отрыв Запада, причём принять не ради процветания Руси, а во благо Запада. Решить эту дилемму в пользу Руси могло лишь общество, сплотившееся вокруг ясной идеи могучего и жёсткого русского царя. Да, с какого-то момента самодержавие начало бы становиться (и к XIX веку стало) для России избыточным, но до этого надо было ещё жить и жить, до этого надо