Читать книгу - "Твердь небесная - Юрий Рябинин"

Но в конце лета стратегические построения Александра Иосифовича рассыпались, когда до городка дошло известие о Портсмуте и об окончании войны. На Лизин недоуменный вопрос – а к чему же ее японский теперь? – Александр Иосифович только развел руками: что ж поделаешь… пути Господни неисповедимы… кто же знал, что так выйдет…

О том, чтобы и далее удерживать при себе Лизу, Александру Иосифовичу нечего было и думать. Ему теперь следовало прежде всего позаботиться, как бы сгладить, смягчить последствия своего положения – одинокого бессемейного. Люди-то, кто уже их с Лизой знает, спрашивать будут: куда дочка делась? Александр Иосифович придумал говорить всем, кто поинтересуется, что-де отправил ее в Петербург учиться в курсах. Сам же он решил наконец приступать к исполнению важнейшей, да и единственной, своей цели – обретению клада. Он же не случайно в свое время занялся беззаконным производством своего нанимателя Рвотова в первую гильдию. Он еще тогда рассчитал, что сумеет надоумить торговца отправиться с какими-то негоциями в Китай. Рвотов, правда, не промышлял чаем, да и вообще ничем съестным, – но, кроме прочих фабричных изделий, он торговал текстилем и посудой, в том числе и поставленными ему тканями и фарфором из Китая. Теперь же он мог, минуя посредников-поставщиков, отправиться за границу и самостоятельно закупить все необходимое, что было для него несоизмеримо более выгодно. А выгода Александра Иосифовича заключалась в том, чтобы отправиться в Китай не в одиночестве, привлекая к себе всеобщее внимание, а в составе торговой партии, в которой он будет одним из подначальных предводителя, почему и не столь заметною фигурой.

И вот, поняв, что Лиза теперь при нем надолго не задержится, Александр Иосифович стал аккуратно, ненавязчиво, так, чтобы торговец не заподозрил его личного интереса, советовать Рвотову снаряжать партию в Китай, обещая ему при этом всяческое свое вспомоществование. Купец слушал, согласно кивал головой, но следовать немедленно советам работника не спешил.

Одновременно Александр Иосифович всеми правдами и неправдами старался отсрочить отъезд Лизы. Дело в том, что все это время Лиза находилась на полном его иждивении. У самой у нее не имелось средств хотя бы на гребешок. И вот, когда Лиза объявила, что уезжает в Москву, Александр Иосифович выставил ей довольно крупный счет по статьям, на которые он якобы издержался. Естественно, сумму он существенно завысил, ибо проверить предъявленные им цифры не было никакой возможности. Больше того, Александр Иосифович сказал, что непомерные расходы вынудили его обращаться к заимодавцам и теперь он обременен долгами, расплатиться по которым у него решительно нет возможности. Поэтому, если Лиза намерена куда-то уезжать, ей прежде необходимо позаботиться погасить выданные Александром Иосифовичем векселя. Лиза, натурально, потерялась от такого оборота. Действительно, Александр Иосифович оплачивал все это время их стол и, по всей видимости, квартиру, – Лиза это прекрасно понимала, – но ей казалось, что поскольку они исполняют здесь задание организации, то организация и несет расходы по их содержанию. Во всяком случае, к такому порядку она привыкла в Москве. И для нее немалым потрясением было узнать, что, оказывается, здесь – в Сибири – они живут и борются за народное счастье на свой счет. Хотя почему должно быть по-другому? – подумала Лиза. Если приносить себя в жертву революции, то до конца, целиком! и не годится ждать, пока кто-то оплатит твою работу.

Лиза заверила Александра Иосифовича, что вышлет немедленно ему требуемую сумму, едва приедет в Москву. Но Александр Иосифович не согласился с таким вариантом. Он объяснил Лизе, что при нынешних его обстоятельствах деньги до него могут и не дойти, и вообще ему очень опасно теперь получать денежные переводы – это может кому-то показаться подозрительным. Александр Иосифович предложил Лизе остаться с ним и, коли на то пошло, самой здесь же как-то попытаться возместить все, что он на нее издержал. В конце концов, он вправе на этом настаивать, так как содержит Лизу без малого год!

Возражать на такой довод Лиза не могла. Разубеждать собеседника, оспаривать его правоту и доказывать свою неповинность, по ее мнению, было в данном случае поведением в высшей степени неблагородным. Лиза заверила Александра Иосифовича, что непременно рассчитается с ним в ближайшее время. Она, кстати, спросила у него: не мог бы он исхлопотать для нее какое-нибудь место у своего Рвотова? Александр Иосифович ответил отказом, объясняя это тем, что-де их совместная служба в одном месте может иметь для них неблагоприятные последствия, вплоть до разоблачения.

Лиза опять же ничего не стала возражать, выяснять: почему такое может быть? По газетным объявлениям она нашла место учительницы в доме торговца пушниной Сваровского. Случай был, прямо сказать, нелегкий. Купцу втемяшилось выучить дочку Нюру, чтобы хоть не стыдно ее было вывезти в собрание! – там уж иные купчики и по-французски знают, а этой, кроме тропарей и матерных частушек, не известно больше ни одной песни порядочной! Так рассказывал коннозаводчик Лизе.

Отроковице шел четырнадцатый год. Она была рослою девицей с крепкими руками и с длинными широкими стопами выслужившего срок пехотинца. Лиза заверила родителя, что его дочка через три месяца будет говорить по-французски так же свободно, как на родном языке. Но для этого ее надлежало изолировать. То есть выделить в доме какое-то особенное помещение, где будет содержаться девочка и куда, кроме самой Лизы, никто более не станет заходить. Прислуге же, подававшей на стол, категорически вменялось безмолвствовать. За это Лиза назначила вознаграждение, достаточное, чтобы расплатиться с Александром Иосифовичем и купить плацкарту до Москвы.

Первый месяц Лиза вообще не оставляла своей подопечной, – они жили в одной комнате. Причем Лиза за все это время не произнесла ни слова по-русски – все только по-французски. Вначале Нюра ровно ничего не понимала и потому противилась: она блажила и колотилась в дверь, чтобы ее выпустили к маменьке, и даже в отчаянии швырялась в Лизу книгами. Но к концу месяца как будто пообвыклась, заинтересовалась происходящим и потому присмирела: стала улавливать смысл сказанного ей, сама начала что-то бубнить в ответ, неумело грассируя.

А к концу ноября Лиза вывела ученицу из затвора, и Нюра Сваровская, сияющая, как именинница, предстала перед родителями. Она не бросилась к ним на руки, хотя те и изготовились заключить дочку в объятия, а приветствовала их довольно недурным книксеном и словами: бонжур, папа! бонжур, мама! Но одним этим успехи Нюры не ограничивались – они с Лизой, демонстрируя умение, поговорили о чем-то по-французски, а затем Нюра спела на этом же языке песенку и прочитала стихотворение.

Потрясению торговца не было предела. Он не знал, как благодарить Лизу. Казалось, он готов был отдать ей половину состояния. Но между тем не добавил ни целкового сверх договоренного.

Лиза немедленно купила билет и выехала в Москву. Провожала ее на вокзале единственно до беспамятства влюбившаяся в свою учительницу Нюра Сваровская. Казалось, первым провожатым должен быть Александр Иосифович, – как же! – он отправляет дочку за тридевять земель! Но он не мог проводить Лизу при всем своем желании и по-отечески сердечно распрощаться с ней на перроне – его самого уже не было в городке.