Читать книгу - "Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов"

Наконец ворота распахнулись. Мужик с топором в руке исподлобья смотрел на Семена. Мелик онемевшими губами еле вымолвил:

— Обиходить коня надо…

Шатаясь, как хмельной, пошел в избу. Только здесь, разглядев, что одежда на незваном госте замерзла и стоит коробом, хозяева захлопотали, переодели в сухое, закутали в полушубок. Мужик поднес чарку. После меда придя немного в себя, Семен спросил:

— Как ближе в Переславль добраться?

— Ближе всего озером.

Семен поднялся с лавки.

— Вези!

— Что ты, человече! Одежа твоя едва оттаивать начала, да и ночь на дворе.

— Вези! — упрямо повторил Семен. — Одежу себе оставь, я в твоей.

— Это, выходит, грабеж. У тя кафтан суконный, а мой дерюжный, сапоги кожаные, а я тя в лапти обул. Так нельзя…

Лишь когда Семен прикрикнул: — Вези! Черт с ним, с кафтаном! — Мужик догадался: спешит человек по великой надобности, и сам заспешил.

Потом шумели волны на ночном озере под пронизывающим, холодным ветром. Запах гари от сожженного переславского посада в памяти стал неотделим от запаха чадящих под черным нагаром сальных свечей. В их тусклом свете мотался переславский воевода, ругал за утопленный доспех.

Семен слушал, слушал — и ахнул кулаком по столу, со свечи свалился нагар, подпрыгнуло пламя.

— Коня!

Воевода остановился, заморгал…

Как потом скакал в Москву — будто дымом застлало. То жгло жаром, то тряс озноб. В Кремле на Красном крыльце силы оставили. Семен ухватился за резной столбик, прижался к нему горячим лбом.

«Эх! Высоко Красное крыльцо! Сил нет, как высоко…»

В глазах улыбающаяся рожа боярина Вельяминова. Не сразу понял, что Василий Васильевич злорадствует, думает: «Упился Семен Мелик». Пусть!..

Кто–то подхватил под руки, потащил наверх. Семен не знал, что он бормочет себе под нос:

— Пока в памяти… пока в памяти… сказать Дмитрию Ивановичу…

Потом перед глазами появилось и уплыло куда–то лицо князя.

Дмитрий Иванович побледнел, услышав про набег Кейстута. О походе Михайлы Тверского на Дмитров он уже знал.

Все спуталось в голове Семена, и лишь когда сквозь надвигающееся марево бреда увидел склоненное над ним лицо Насти, даже не разобрав слов, голос ее узнал — понял: «Дома я! С Настей, с Ванюшкой. Ну и ладно!»

5. ЗАБОТЫ

— Совсем худая охота!

— И куды это дичь подевалась? Намедни дичи всякой было полно, а ныне нет как нет!

— Без лешего тут не обошлось.

— А што?

— Иль не слыхивал? Лешим в бабки на зверей играть первая забава. Наш, видно, промотался: всю дичь проиграл.

— Разве што леший, а то стыдно: в кои веки князь Митрий выбрался на охоту, и накося — остался без добычи.

Из всей охотничьей ватаги, кажется, один Дмитрий Иванович не унывал.

«Плохо поохотились, зато надышались черемуховым духом».

Поперек седла у Дмитрия Ивановича лежал целый веник из цветущей черемухи. Дмитрий то и дело поглядывал, не помялись ли цветы. Хотелось привезти их княгине свежими.

«Вот говорят: «Черемуха цветет — холод и ненастье будут…», а нынче теплынь, солнце».

Но не долго так думал Дмитрий Иванович. Заботы обступили его и ушли из памяти еще не огустевшие леса, брызги росы с задетой ветки, кисленькие трилистники заячьей капустки, сорванные сегодня утром. Заботы, заботы. Много их! Чем ближе к Москве, тем дум и забот больше. В Москве со всех сторон слышался стук топоров.

«Строятся! Не глядя на вражьи набеги, строятся повсюду».

Так думалось Дмитрию Ивановичу, и в мысли прокралось успокоение: «Нет! Народ не уходит из Москвы, верит в силу Москвы», а глаз невольно подмечал там черное, опаленное бревно, положенное в новый сруб, здесь сухую, горелую березу, которую так и не удосужились свалить.

«Еще явственно проступают следы Ольгердова нашествия. А ныне Кейстут побывал, значит… опять будь настороже, опять жди литовских набегов…»

Дмитрий Иванович так задумался, что даже не сразу услыхал, как его окликают.

— Князь Дмитрий! Дмитрий Иванович! Здрав будь!

Князь наконец очнулся, увидел на высоком крыльце Семена Мелика и Фому, отозвался:

— Как сам здрав, Семен Михайлович? Фому о здравии не спрашиваю, ему хворь — как седло корове, а тебе каково?

— Ничего, княже, спасибо! Жена малиной да медом отходила. Вот на солнышко вышел погреться.

— Так ты здоров, Семен?

Мелик понял, согнал улыбку.

— Коли мне дело есть, считай меня, княже, здравым.

— Хорошо! Поглядел я на тебя да и вспомнил: ты ведь Великий Новгород знавал?

— А как же, бывал там.

— Вот и поедешь с Захаром Тютчевым, он посаднику грамоту повезет, а ты с полусотней воинов охранять его будешь.

Князь не видел Насти.