Читать книгу - ""Ученик лоцмана" - Борис Борисович Батыршин"

на этот вопрос; регулярных астрономических наблюдений я не произвожу, сравнивать периоды обращения планеты вокруг своей оси с периодами обращения Земли в состоянии лишь очень-очень приблизительно. Скорее всего, дело тут в психике, в том, что разум нуждается в какой-то неизменной шкале, точке отсчёта — ею-то и стало для меня земное время.

Ну и третий инструмент — наручные часы, «Командирские», водонепроницаемые, с автоподзаводом. Это мой повседневный инструмент для отсчёта времени — я переставляю стрелку на полдень, когда делаю в дневнике отметку о миновавших очередных земных сутках, получая таким образом сугубо практический инструмент для отсчёта времени.

Помнится, самым сложным для меня стало вычислить, хотя бы и грубо, длительность местных суток. Я не раз встречал в фантастических повестях-робинзонадах описания того, как это можно сделать при помощи подручных средств — но, каюсь, всякий раз проглядывал подобные инструкции наискось, а проглядев — немедленно выбрасывал из головы. Мои познания в области астрономии не слишком выходят за границы того, что было подчерпнуто в школе и кое-каких научно популярных книжках, проглоченных в те же годы, а потому, надеяться пришлось, по большей части, на здравый смысл. Я выбрал на берегу приметную скалу, вкопал в песок длинный шест, выбрав место, с которого он совмещался с верхушкой скалы и дотягивался до солнечного диска. Потом засёк по настенным двадцатичетырёхчасовым часам момент прохождения местного светила точно над её верхушкой — и, повторив ту же операцию на следующий день, получил вожделенный интервал. Простая добросовестность требует проделать это наблюдение ещё хотя бы раза два-три, но вряд ли разброс полученных данных будет так уж велик. А потому — первая запись в моём дневнике появилась именно сегодня, и с неё я начинаю регулярный отсчёт своего существования на Острове Скелета.

Кроме солнца (будем пока так называть эту звезду, на глаз несколько менее жёлтую привычного дневного светила) на небосводе имеются ещё и три луны. Самая крупная из них превышает размер нашего «волчьего солнышка» примерно втрое; цвет она имеет бело-голубоватый, и когда выползает из-за горизонта зрелище выходит поистине умопомрачительное. Средняя по размерам, крупнее нашей Луны примерно на четверть, цвет имеет кирпично-красный, передвигается по своему небесному пути заметно быстрее двух своих товарок. Самая мелкая вдове мельче Луны; она висит в небе почти постоянно, из чего я делаю вывод, что орбита её подобна орбитам наших геостационарных спутников и, следовательно, она, скорее всего, ближе всех к планете. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь — в моих планах значится такой пункт, как попытка восстановить в памяти нужные знания по астрономии, дополнив то, чего не хватит, здравым смыслом — но это всё в будущем. Пока же стоит отметить, что в любой отдельно взятый момент времени на небосклоне находятся минимум два спутника планеты, а примерно две трети суток их три — особенно завораживающе это смотрится по ночам, когда тени от трёх разноцветных лун ложатся в разные стороны — или, наоборот, когда один призрачный горб скрывается за другим, производя таким образом лунные затмения, полные или частичные, по несколько раз за ночь…'

'День четвёртый. Астрономия — астрономией, но надо же и о хлебе насущном позаботиться! Собственно, этим я и занимался последние три дня, всякий раз откладывая очередную вылазку на разведку острова. Понимаю, звучит легкомысленно и недальновидно — но, правда, текущих забот полон рот, и оторваться от них нет никакой возможности.

Мясо пекари, добытого у водопоя, я разделил на три равные части. Одну треть, включая заднюю ногу и филейную часть, сразу же запёк в угольях с картошкой и вкуснейшим обедом, причём осталось ещё и на ужин. Другую часть попробовал закоптить в самодельной, сооружённой из камней и старого железного ящика, найденного в машинном отделении дорки, коптильне. Результатом остался недоволен, и мясо в итоге досталось Каре. Что ж, будем считать это тем самым первым блином, который комом; некоторые соображения по поводу того, что я сделал не так, имеются, и эксперимент рано или поздно надо будет повторить.

Оставшуюся треть я решил провялить — нарезал мясо узкими тонкими полосами, подсушил, выложив на раскалённые полуденным солнцем валуны — пришлось караулить, вооружившись крепким суком, отгоняя крабов, птиц и прочую, охочую до чужого добра живность,- после чего повесил на специально сооружённой рогульке вялиться на ветру, не забыв хорошенько натереть перцем и солью. Тут наметился некоторый успех — полосы вяленого мяса, обильно посыпанные перцем и солью, оказались вполне съедобны и, надо надеяться, смогут пролежать какое-то время. Достаточно холодного места тут нет; пока что спустил коробку с вяленым мясом в трюм, где у меня хранится тушняк. Может, стоит обложить ценный продукт парой мешков с песком, и время от времени поливать их водой? Возня, конечно, но хоть какой естественный холодильник…

Попробовал ловить рыбу. Не то, чтобы я остро в этом нуждался — запечённого мяса пекари вполне пока достаточно, но ведь интересно же! Так что я извлёк из рундука лески, крючки и принялся ладить снасть, но потом, пройдясь по берегу, обнаружил остающиеся после отлива естественные ванны с морской водой, в которой застряло до прилива немало рыбы, бросил заниматься ерундой. Думал соорудить острогу, но даже этого не понадобилось — довольно крупных рыбин можно ловить руками, в крайнем случае — приспособленной на роль невода старой драной футболкой. Так я и поступил, выбирая из улова тех, что выглядят попривычнее для моего не слишком искушённого в морской зоологии, старательно избегая пёстрых тропических созданий самых разнообразных форм и расцветок — взгляду — не хватало ещё травануться какой-нибудь местной рыбой-фугу…

Пару отобранных рыбин, внешне более всего напоминающих обычную треску, я старательно выпотрошил, ободрал чешую и по примеру мяса пекари запёк в угольях. Готовое блюдо было на пробу отдано Каре; собака довольно схрумкала подношение и попросила ещё, так что мы разделили оставшуюся рыбу по-братски. Что ж, сперцем, лаврушкой и печёным картофелем — приятное дополнение к мясной кухне, да и сама рыбная ловля особых усилий и затрат не требует, знай, ходи по приливной полосе, да выбирай в яминах экземпляры попривлекательнее.

Кстати, именно в процессе ловли я едва не получил жестокий урок. Удар длинного шипа на хвосте какой-то плоской буро-коричневой твари, более всего напоминающей некрупного ската, увяз в резине сапога — и как я только догадался надеть его вместо привычных кроссовок! Тварь пряталась в мокром песке; шип её, с опозданием сообразил я, вполне мог оказаться ядовитым. Это был чуть ли не первый подобный урок преподнесённый мне островом — и, боюсь, далеко не последний. Так что на будущее — непреложное правило: по литорали ходить только в резиновых сапогах, что до купания — лучше ограничиться пока каменными ваннами, дно которых предварительно можно обшарить шестом. Хочется, конечно, поплавать, понырять в волнах здешнего роскошного прибоя — но где гарантия, что здесь не водятся и другие ядовитые, а то и вовсе электрические гады?..

Завтра займусь крабами моллюсками. С крабами проще всего — в своё время мне немало пришлось варить раков, так что технология знакома и вряд ли существенно отличается. Вскипятить ведро воды, сдобрить пряностями, травками (нашёл я тут кое-что, в меру духовитое), лавровым листом — и вперёд, по появления характерно красного цвета. Пива нет, конечно — ну да ничего, пойдёт и разбавленный градусов до сорока «Рояль» с добавкой кетчупа — ни в одном баре вам такого не подадут, гарантия… Что до моллюсков, то во время рыбной ловли на мелководье заметил россыпи раковин, напоминающих устрицы — почему бы не попробовать? Недурно, правда, для такой цели добыть среди местных плодов чего-нибудь цитрусоподобного, но это дело будущего, а пока можно обойтись пузырьком уксусом из литровой бутылки — тоже вполне себе ничего, особенно если замариновать в нём местных устриц или гребешков…'

И, конечно, орехи, найденные ещё в первый день — точно такие гроздьями свисают с местных, похожие на метёлки из перьев пальмы. Они оказались настоящим подарком: под тонкой и мягкой кожурой мякоть желтоватого цвета, пронизанная тонкими волокнами, довольно сочная. Кара, которой я бросил кусочек, охотно его схрумкала; я последовал её примеру, и обнаружил, что мякоть не имеет выраженного фруктового запаха, не слишком сочная, зато явно богата крахмалом. Я никогда не пробовал плодов хлебного дерева, только читал о них (кажется, в том же Таинственном