Читать книгу - "Две королевы - Александр Дюма"

— Его высочество дофин отказался от своих клятв, мадемуазель, король их не одобряет, и потому они не имеют силы. Что касается вас, то благодарите его величество, предназначающего вам одну из самых прекрасных корон в Европе: вы выйдете замуж за короля Испании.

— Никогда, сударыня.

— Так нужно! Вас заставят это сделать.

— Не заставят! Разве заставили мадемуазель де Монпансье, мою кузину, которая слушает меня сейчас, выйти замуж за короля Англии, короля Португалии, императора, когда они предлагали ей это, разве она не следовала своей склонности?

Эта девушка умела находить доводы! Герцог, обычно не позволявший себе сердиться, на этот раз не выдержал:

— Мадемуазель, ваши дерзости неуместны, речь идет о повиновении его величеству, так соблаговолите же подчиниться, будьте добры.

— Сударь, я подданная короля, но не раба его.

— Черт возьми! Он же хочет сделать вас королевой.

— Я не буду королевой Испании, клянусь вам, сударь.

— А кем же вы будете?

— Королевой Франции или аббатисой Шельской; Бог или его высочество дофин — третьего мне не дано.

— Но ведь его высочество дофин отрекся от клятвы!

— Этого не может быть.

— Мадемуазель де Монпансье только что передала вам это от имени короля.

— Я этому не верю.

— Будьте осторожны! Вы позволяете себе новую дерзость по отношению к моей кузине.

— Я поверю тому, что вы говорите, только услышав это из уст его высочества или увидев написанным его рукой, иначе — нет.

— Мадемуазель!..

— Оставьте, сударыня, — вмешалась мадемуазель де Монпансье под влиянием доброго порыва, увидев крупные слезы, готовые скатиться по щекам бедного ребенка, — оставьте! Ей нужно преподать урок, чтобы она выздоровела, и надо объяснить, в чем состоит ее подлинный интерес. Если бы мне его преподали в таком же возрасте, я была бы за это благодарна. Теперь подобный урок предстоит давать мне. Завтра я вернусь сюда с дофином или с письмом от него. Я надеялась переночевать здесь сегодня, но возвращаюсь в Версаль. Это юное создание меня очень заинтересовало, несмотря на ее колкости, и я хочу научить ее ремеслу принцессы, позднее она будет мне за это благодарна, хотя сегодня проклинает меня.

Герцог и герцогиня одинаково высоко оценили доброту кузины и всеми способами пытались заставить дерзкую влюбленную девушку произнести хоть одно любезное слово, но юная принцесса ограничилась реверансами — больше они ничего не добились, — заперлась в своей комнате, и до наступления следующего дня никакими просьбами и угрозами ее нельзя было заставить выйти оттуда.

Когда принцесса услышала цокот лошадиных копыт и увидела во дворе экипажи мадемуазель де Монпансье, сердце ее сильно забилось. Стоя за занавеской, она различила в карете только принцессу и г-жу де Лафайет, которая даже не показывалась во время встречи.

— О! Он отказался приехать и уж тем более не написал письма, — радостно прошептала девушка. — Он хорошо держится, мы спасены: нам уступят.

Госпожа де Клерамбо с важным видом пригласила ее спуститься.

— Я иду, сударыня, — ответила принцесса, торжествуя. — Сейчас мы все поймем!

— Да, мадемуазель, вы действительно все поймете.

Столь странный ответ заронил некоторые сомнения в душу принцессы, но она не позволила себе обнаружить это и прошла мимо своей воспитательницы с таким спокойствием, словно была совершенно уверена в своей правоте.

Ее встретил тот же ареопаг, что и накануне, даже более внушительный, если такое возможно. Велено было подать ей кресло, что сначала очень удивило принцессу, ибо герцогиня обычно не допускала, чтобы мадемуазель Орлеанская сидела в ее присутствии. Это обстоятельство внушило девушке безумную надежду, как это свойственно молодым и влюбленным.

— Мадемуазель, — начала гостья, — монсеньер не смог приехать, так как король осмотрительно воспротивился этому.

— Я была в этом уверена.

— Он не приехал, но написал, что, в сущности, почти одно и то же.

Мадемуазель Орлеанская улыбнулась с высоты своей любви и доверия.

— Письмо нетрудно продиктовать!

— Прочтите, мадемуазель, и сами решите, продиктовано ли оно.

Принцесса взяла письмо; рука у нее сильно дрожала, хотя она и пыталась придать ей твердость.

«Мадемуазель!

Несмотря на всю горечь, которую я испытываю по этому поводу, вынужден сказать Вам, что, поскольку желание короля не совпадает с нашими планами, нам необходимо отказаться от них. Его Величество приказывает мне взять в супруги принцессу Баварскую, и я подчиняюсь его воле с тем же рвением, с каким выполняю все его распоряжения. Он желает также, чтобы Вы отдали свою руку королю Испании, и я надеюсь, что Вы, так же как и я, подчинитесь его приказаниям, согласившись с тем, что долг людей нашего ранга — подавать пример другим, доказывая свою безграничную преданность Его Величеству.

Верьте, дорогая кузина, что я навсегда останусь самым ревностным Вашим слугой.

Людовик».

Мадемуазель Орлеанская шепотом прочитала письмо, дважды перечитала его, затем снова стала читать. Вокруг принцессы все хранили молчание; руки у нее бессильно повисли, она опустила голову, сильно побледнела, задумалась на несколько минут, сдерживая подступившие слезы, затем, подняв глаза, пристально посмотрела на мадемуазель де Монпансье, стоявшую напротив нее, на герцога и герцогиню. Все они ждали ее решения.

— Дорогая кузина, — произнесла мадемуазель Орлеанская с достоинством, хотя было очевидно, что она с величайшим трудом овладела собой, — если вы позволите, я готова припасть к ногам его величества и согласна уехать в Мадрид, как только того пожелает король. Французские принцессы не созданы для того, чтобы быть покинутыми, вы это хорошо знаете, — они всегда смело идут навстречу уготованной им судьбе.

— Ну, хорошо, хорошо! — со слезами на глазах промолвил герцог. — Вы благоразумная и достойная девушка, другого я от вас не ожидал.

— Вы станете королевой Испании, сударыня, — продолжила герцогиня, для которой честолюбие всегда было самым главным, — а это прекрасное утешение!

— Я не нуждаюсь в утешении, сударыня. Необычайная гордость придавала ей силы: она сияла красотой; решив, что ею уже достаточно сделано для своего достоинства, она попросила разрешения удалиться, не соизволив поднять письмо, упавшее к ее ногам. Присутствующие проводили ее взглядами; мадемуазель де Монпансье даже встала и сделала несколько шагов, чтобы проводить ее.

— Мужественное дитя, — воскликнула она, — я расскажу об этом королю!

Вернувшись в свою комнату, мадемуазель Орлеанская почувствовала себя плохо, но никого не позвала на помощь и не хотела допустить, чтобы за ней ухаживали, хотя горничные умоляли ее об этом.