Читать книгу - "Штрафбат смертников. За НЕправое дело - Расс Шнайдер"

Вскоре Фрайтаг исчез в лесу на той стороне, и Шрадер двинулся через озеро. Бредя через заснеженное пространство, он обратил внимание на оставленные Фрайтагом следы. Впрочем, за ним самим тоже тянулась цепочка следов. Чертово шоссе! Подумать только! Прошагать весь день и ни разу не подумать о том, что есть шоссе! Кстати, и вчера тоже. Он удрученно покачал головой.

Они двинулись дальше. Спустя какое–то время лес вновь сделался гуще, превратившись в непролазную чащобу из заснеженных ветвей и такого же заснеженного валежника, преодолевать которую обоим было уже не по силам. Шрадер тоже устал, не меньше, чем Фрайтаг. Зимний день был коротким и уже начал клониться к вечеру. Правда, им он не показался таким уж коротким. Для двух солдат, которые пытались найти путь через дикую чащу, он тянулся подобно вечности.

Впечатление было такое, будто они бредут бесконечно — утром, днем, вечером, и каждая часть суток несет в себе свой, только ей свойственный свет. Более того, она сама по себе тянется дольше иного дня, словно часы наделены способностью растягиваться по своему усмотрению, и сам пройденный путь казался гораздо дольше, чем был на самом деле. И хотя для них ощущение это было на редкость реальным, солнце продолжало двигаться своим курсом, а зимний день был столь же мимолетным, как и любой зимний день, и вот уже дело шло к вечеру, постепенно сгущались сумерки, удлинялись тени. Похоже, на сегодня хватит, свою долю страданий они получили сполна. Они сделали остановку на небольшой прогалине шириной всего в несколько метров — ее трудно даже было назвать поляной.

Фрайтаг уже был на грани потери сознания и, когда до него дошло, что им предстоит провести в лесу еще одну ночь, перестал бороться с усталостью и целиком отдался в ее объятия и дал волю слезам. Впрочем, он уже несколько часов с трудом сдерживался, чтобы не разрыдаться, хотя, если задуматься, зачем, стало ли бы ему от этого лучше? Вряд ли. Впрочем, он не знал. Но теперь, в конце еще одного дня, он сдался, сложил оружие. В голове у него звучал безумный гул голосов или это просто гудели кровеносные сосуды? Ему хотелось выговориться, разом избавиться от всего, что накопилось в душе, но он продолжал недвижимо сидеть на месте, измученный бесконечной ходьбой так, что говорить уже не было сил.

Шрадер присел рядом с ним, что–то сказал, ухватив Фрайтага за затылок, легонько похлопал, пригладил грязные волосы.

— С тобой, парень, все в порядке. Отдохни, и вот увидишь, тебе станет легче. Ты молодчина, Фрайтаг, я тобой горжусь.

— Да, — вяло отозвался тот и покивал головой. Взгляд его был все тот же, невидящий, отрешенный.

Шрадер мог поклясться, что видит точки, что пляшут у Фрайтага перед глазами.

— Дай я на тебя гляну, — сказал он.

Фрайтаг кивнул.

Шрадер осторожно убрал пустой рукав шинели и стащил правую ее половину с плеча Фрайтага. На кителе кровь запеклась коркой, плохо отличимой от корки пота и грязи. Какие–то пятна. Шрадер расстегнул на Фрайтаге гимнастерку и слегка оттянул в сторону воротник, чтобы стало видно плечо. Фрайтаг поморщился. Однако усталость и изнеможение притупили боль, и он не стал жаловаться вслух, а продолжал тупо смотреть на деревья, окружавшие их прогалину. Ему казалось, что он способен стерпеть все, что угодно, лишь бы только не идти дальше.

Под гимнастеркой была нижняя рубашка, вернее, сразу несколько — потных, грязных, перемазанных кровью. Пятна пота были еще влажные и дурно пахли. Шрадер представлял себе, что с ним такое — под тонкой тканью пальцы его нащупали выпирающие кости. Когда же он попробовал оттянуть воротник чуть больше, Фрайтаг задрожал, хотя, подобно раненой лошади или псу, не издал ни звука, а лишь широко раскрыл глаза.

— Я сейчас немного разрежу на тебе воротник, — сказал Шрадер.

— Только не это, — запротестовал Фрайтаг. — С нижними рубашками мне легче. Если ты их разрежешь, гимнастерка натрет мне шею, и тогда будет еще больнее.

Он произнес слова спокойно и рассудительно, словно к нему на мгновение вернулась способность рассуждать здраво. Шрадер на секунду задумался, хотя уже наполовину вытащил штык из ножен в складках шинели. Фрайтаг посмотрел ему в глаза.

— Ну ладно, давай, потрогай, если хочешь. Оно не так уж и страшно.

Фрайтаг потянулся здоровой рукой, которая по–прежнему была в рукаве, и потрогал пальцами уродливые шишки, чтобы показать Шрадеру, что ему не больно.

Шрадер положил штык на колени и, протянув руку, осторожно ощупал кость под тонкой тканью нижней рубашки. Ключица переломана надвое буквой V над самыми ребрами. Фрайтаг поморщился, раздувая ноздри. Поморщился и Шрадер. Затем опустил руку чуть ниже и провел парню вдоль позвоночника, нащупывая лопатку. Ощущение было такое, будто щупаешь треснутый кафель. Фрайтаг издал сдавленный стон.

— Конечно, больно, — произнес Шрадер. — Еще бы не болеть!

Фрайтаг тихонько выдохнул.

— Какая разница! — возразил он. — Ты лучше проверь мои ребра. Это тебе не помешает.

— Ты, главное, расслабься.

— Хорошо, уговорил. Немного приподними рубашку. Только ничего не трогай и не пытайся отрезать.

Шрадер задрал на парне несколько слоев грязных рубах и взглянул на белую кожу, которая уже давно не видела солнечных лучей. К этому времени тени деревьев уже сделались длиннее, и видно ему было плохо. И хотя было еще довольно светло, но Шрадер целый день смотрел на ослепительно–белый снег, и потому потребовалось несколько секунд, прежде чем его глаза что–то увидели в черно–белой гамме. Под лопаткой у Фрайтага вдоль ребер виднелось темное пятно. Шрадер поморгал, чтобы лучше его рассмотреть. Это был кровоподтек — местами синий, местаами пожелтевший. Он пощупал ребра, не сломаны ли. Фрайтаг уверял, что ребра у него в порядке. Шрадер провел по ним пальцами, но никаких переломов не нащупал.

— Больно? — спросил он.

— Нет, — ответил Фрайтаг. Он лгал. Просто когда он сидел, то боль почти не чувствовалась. — Давай, если хочешь, шлепни там пару раз. Ха–ха.

Он поморщился, но не от боли, а от того, что был вынужден говорить, издавать какие–то звуки.

Шрадер не знал, что и думать. Он нагнулся ниже и принюхался — вдруг у парня начинается гангрена. Впрочем, какая может быть гангрена при травме грудной клетки, напомнил он себе. И хотя то же самое ему подсказывал здравый смысл, все–таки его терзали сомнения. Никакого запаха его нос не уловил, ничего, кроме пота и морозного воздуха. Он бережно вернул рубашку на место.

Похоже, у парня заражение крови от сломанной лопатки или какой–то внутренней травмы.

— Дай я взгляну еще разок, только на этот раз мне придется немного разрезать рубашку.

— Какая разница, врача с нами ведь все равно нет.

— И все равно, давай я посмотрю. Потом я дам тебе лоскут, чтобы тебе не натирало шею.

— Ладно, уговорил, — вздохнул Фрайтаг.

Они разговаривали друг с другом со странной смесью нежности и взаимной ненависти, усталости, раздражения и страха.