Читать книгу - "Штормовое предупреждение - Юрий Яковлевич Иваниченко"

К тому времени «боцман от контрабанды» заметно похудел, побледнел и осунулся на тюремных харчах, даже роскошные усы вроде как поредели и обвисли. Ну, никак не в радость старому морскому волку было в камере, да ещё в такой, где единственное густо зарешеченное окошко выходило на запад и не видно было в него ничего, кроме унылой Лысой горы. Поэтому прогулка, пусть под конвоем, в отделение была не в тягость, а в радость, хотя сокамерники провожали Ивана Резникова чуть ли не со слезами на глазах – не чаяли больше увидеть.

Но Иван, безо всяких колебаний опознав по «фотоморде» того самого, ну, который, ага – капитан Мат… Матусевич, – вернулся в свою камеру не всяко виноватым в ожидании суда с невесть каким приговором, а ценным свидетелем, которого скоро и непременно повезут аж в Симферополь.

И его действительно повезли в Симферополь, всего-то на третий день после похода в Феодосийское отделение Крым ЧК, предварительно дав помыться в тюремной душевой, хоть и еле-еле тёплой водой, зато с мылом, и выдали пропаренное в вошебойке бельё и тельняшку – чтоб не позорить перед начальством. А ещё ехать пришлось ни в «столыпинском», ни тем паче в телячьем вагоне, а в купейном! С конвойным, конечно, но вполне душевным парнем, и всего с одной пересадкой в Джанкое.

В Симферопольском отделении Ивана Резникова поместили в небольшую, четырехместную камеру с парочкой вполне интеллигентных «политических», правым эсером и миллифирковцем[6], и приказали дожидаться, пока изо всех прочих крымских отделений не доставят на опознание задержанных, похожих по фото на Матусевича и с сомнительными документами, либо же совсем без оных.

На первое опознание людей, доставленных из Евпатории, Ивана Резникова вызвали тем же вечером. Но без толку – не только самого злокозненного капитана Матусевича среди троицы не оказалось, так ещё и выяснилось, что насчёт сходства и сомнительных документов евпаторийские товарищи погорячились.

На следующий день «вентилировали» улов из Симферополя.

Пока в камере, старательно вычистив миски из-под утренней перловки, разношёрстная троица напряжённо обсуждала текущий момент в свете НЭПа, происков Антанты и собственных тюремных перспектив, в комнате допросов следователь Каширин инструктировал некоего Якушева, писаря, бывшего служащего Штурманского управления и бывшего севастопольца, который лично помнил кавторанга Матусевича и брался его опознать.

Нашли сего бывшего писаря, весьма немолодого, на последней грани военной мобилизации по возрасту, здесь же, в Симферополе, по регистрационным спискам.

В своё время то ли прискорбные семейные обстоятельства, то ли инстинкт самосохранения подвигли мобилизованного Якушева перебраться в Симферополь, к старикам родителям, едва рассеялся дым уходящей за горизонт эскадры. Здесь он и прошёл добровольную и в срок регистрацию, не бог весть сколь сложную для мобилизованного на возрастном пределе и обременённого семьёй нижнего чина. Но недолгое тогдашнее общение с чекистами, а особенно слухи, конечно же сильно преувеличенные, но небезосновательные, о судьбах попавших туда старших офицеров и чиновников, так повлияли на бедного Якушева, что новый и вынужденный визит к чекистам едва не лишил экс-писаря дара речи. Так что Каширину и второму следователю – ветерану ЧК, которого все товарищи называли Петрович, пришлось втолковывать, как маленькому, что именно от Якушева требуется.

– Необязательно он окажется среди этих, «похожих», – объяснял Каширин. – Но если вдруг – то конечно.

– А что сказать? – только и спросил Якушев. – Если вдруг?

– Можно вообще ничего не говорить, кивните, да и всё, – сжалился Петрович. – Протокол потом подпишете.

Якушев выдавил:

– Спасибо… – И постарался усесться и поудобнее, и как бы незаметнее на прикреплённой к полу скамье у зарешеченного окна.

А Каширин скомандовал дежурному:

– Давай первого!

Гражданин, в известной мере действительно похожий на Матусевича, точнее, на фотографию в розыскном листке, выглядел весьма взволнованным и чуть ли не с порога повысил голос:

– Я не понимаю, в чём дело! Я уполномоченный Потребкооперации!

– Документы, – потребовал Каширин.

– Вот, пожалуйста. – Шумный гражданин подал аккуратно завернутое в клеёнку удостоверение. – Мне кто-то объяснит, зачем меня сюда привели?

– Не шуми, «Уполномоченный», – посоветовал Петрович, да так, что у шумного гражданина перехватило дыхание.

Следователи обменялись взглядами с Якушевым. Тот со всею определённостью отрицательно покачал головой.

– Где проживаете? – холодно и спокойно спросил у не-Матусевича следователь Каширин.

– На Екатерининской. То есть на Карла Маркса, в доме Арендта. Нам выделили комнату, а нас чет-веро…

– И все – уполномоченные Потребкооперации? – сощурился Петрович.

– То есть как? В смысле… Ну, так семья же. Дети совсем маленькие, жена с ними.

Следователи обменялись взглядами. Затем Каширин завернул удостоверение личности в клеёнку и протянул не-Матусевичу:

– Иди, помогай жене. Свободен.

Уполномоченный схватил удостоверение двумя руками, при этом уронив тощую коленкоровую папочку с бумагами, неловко поклонился и выбежал из допросной. Но тут же возвратился – забрать свою папку.

– Простите, забыл, а тут ведомости по работе. А зачем вызывали?

– Подумай, подумай, – мрачно порекомендовал Петрович. – О своей «Потребкооперации», например.

– Да, понял, понял, – закивал уполномоченный. – Простите ещё раз. Так я пойду?

Каширин кивнул и крикнул в открытую дверь:

– Давай следующего!

Дежурный ввёл мужчину средних лет, в чёрной полушинели с перекрещенными молоточками на отворотах воротника.

Тот мельком посмотрел на Якушева, затем внимательнее на следователей, как бы определяя, кто тут главный. Представился:

– Левкович. Инженер. Меня задержали на улице у дома без объяснения причин. Патруль милицейский, а привели в ЧК.

– Вы ждёте объяснений? – усмехнулся Каширин.

– Весьма желательно, – с достоинством произнёс Левкович.

Оба следователя посмотрели на бывшего писаря. Тот решительно покачал головой: нет, не опознаёт.

– Ваши документы, гражданин Левкович, – потребовал Каширин.

– Документы? Но как, они же остались дома. Я вышел буквально на пять минут, за папиросами, а тут патруль.

– Во флоте служили? – спросил Петрович. – Флотский инженер?

– Увы, не удостоился, – позволил себе оборот, несколько не соответствующий обстоятельствам, Левкович. – Я инженер-железнодорожник. И тогда, и сейчас при железной дроге служу.

– Регистрацию проходили? – сухо спросил Каширин.

– Так точно, – в тон сообщил железнодорожник. – В Семи Колодезях. Имеется документ.

– Дежурный! – громко позвал Каширин и, когда тот появился, кивком указал на Левковича.

– В камеру? – понятливо спросил дежурный. – Вывести?

– Направь кого помоложе с этим гражданином к нему домой – за документами.

– Понял. Давай, пошли. – И, пропустив вперёд Левковича, направился к двери.

Каширин бросил вдогонку:

– Кто там у тебя ещё? Давай сюда.

– Ещё двое, – ответил дежурный уже из коридора и сказал кому-то, не видимому из допросной: – Чего расселся? Заходи давай.

– Я Николай Игнатенко, – начал тот, едва войдя, и осёкся, заметив сидящего у окна Якушева.

Каширин, пока Петрович перелистывал бумаги, отыскивая относящиеся к Игнатенко, посмотрел на бывшего писаря Штурманского управления.

Якушев ещё