Читать книгу - "Копья и пулеметы - Александр Бушков"

Судья немедленно отправил донесение министру внутренних дел лорду Мельбурну. Тот с изяществом истого английского джентльмена ответил не без ханжества: в действиях против тред-юниона следует воспользоваться услугами «доверенных лиц». Проще говоря, провокаторов или просто слабодушных.

Парочку таких среди членов тред-юниона люди судьи отыскали быстро: двое батраков сознались, что приносили на чердаке дома тайную клятву перед изображением смерти…

Дальше было совсем просто. Быстро арестовали шестерку активистов-организаторов: Джорджа Лавлесса, его брата Джеймса, Томаса Стэнфорда (на чердаке которого и произошло учредительное собрание), его сына Джона, Джеймса Брайна и Джеймса Хэммета. Однако судье Фрэмптону (к его несомненному сожалению) не представилось случая блеснуть ораторским красноречием и снискать славу «борца с бунтовщиками». Поскольку это был первый случай создания тред-юниона в деревне, власти решили, что лучше пересолить, чем недосолить. Чтобы другим неповадно было. Глава тогдашнего правительства лорд Грей разрешил провести суд в Дорчестере, но судей туда прислал своих, из Лондона. Газеты подняли страшный шум – исключительно выступая против шестерых обвиняемых. Их рисовали опаснейшими смутьянами, собиравшимися устроить то ли бунт, то ли даже революцию. Одна из газет в передовице объявила одной из причин подобного бунтарства «распространение грамотности среди простолюдинов», проклиная «манию к распространению среди низших слоев населения образования, совершенно не соответствующего их положению в обществе». Другими словами, за простолюдинами должно было остаться лишь право поставить после подписи крестик и с грехом пополам сосчитать на пальцах до десяти…

Это был не суд, а форменное судилище. Сначала по английским правилам юриспруденции Большое жюри должно было определить, был ли в действиях подсудимых «преступный умысел» и нужно ли их судить. Ответ на оба вопроса был утвердительным; а как же иначе, если Большое жюри состояло из девяти мировых судей, которые как раз и подписали ордера на арест, и племянника министра внутренних дел лорда Мельбурна? Точных сведений нет, но не приходится сомневаться, что Малое жюри, которому предстояло вынести вердикт «виновны» или «не виновны», тоже было отобрано с величайшим старанием и соответствующе проинструктировано: в деревне такое проделать еще легче, чем в городе.

Чтобы соблюсти демократические процедуры, защитника шестерке предоставили: некоего адвоката Дербишира. Надо сказать, своих подзащитных он защищал умело: ссылался на то, что Акт 1797 г. касался исключительно взбунтовавшихся матросов королевского военного флота. И напоминал: программа тред-юниона не предусматривала не то что насильственных действий, но даже словесных угроз в адрес землевладельцев.

Его речь попросту пропустили мимо ушей. Никому из обвиняемых слова не дали – разве что разрешили Лавлессу написать короткое письменное заявление. Оно сохранилось.

«Милорд! Если мы и нарушили какой-то закон, то сделали это непреднамеренно. Мы не причинили ущерба ни конкретному лицу, ни чьей бы то ни было репутации, ни чужой собственности. Мы хотели объединиться, чтобы вместе уберечь самих себя, своих жен и детей от полного обнищания и голодной смерти. Мы требуем доказательств (от кого бы они ни исходили – от одного человека или от группы людей) того, что мы действовали или намеревались действовать иначе, чем это изложено в моем заявлении».

Вот с доказательствами у обвинения обстояло не ахти, один из тех двух «сломавшихся», Эдварг Легг, путался, запинался и точной картины происходившего на чердаке так и не нарисовал. По его словам, его поставили на колени, завязали глаза и просили повторить слова, которые он не очень-то и понял: что-то такое об обязанности сохранять тайну и необходимости бастовать ради повышения заработной платы. Примерно так, а как это звучало конкретно, он затрудняется сказать. Потом повязку сняли, он увидел братьев Лавлессов, стоявших под огромным изображением смерти с косой. Потом читали что-то еще – «я не помню что». Потом дали поцеловать какую-то книгу, «по виду напоминающую Библию».

Тот еще свидетель… Показания второго «сломавшегося», Джона Локка, были столь же путаными и туманными. Ни тот ни другой так и не смогли повторить в точности слова «незаконной» клятвы, да и в описании происходящего откровенно путались, а то и противоречили друг другу.

Но коли уж с самого верху приказано засудить… Заявление Лавлесса, как он рассказывал потом, не прочитали, а «пробормотали» присяжным. И те, соответственно надрессированные, вынесли приговор: «Да, виновны». Теперь дело было за судьей. Судья Бейрон Уильямс не подкачал – приговорил всех шестерых к семилетней ссылке в Австралию.

Здесь обязательно нужно добавить, что все шестеро проявили исключительное душевное благородство. Ордер на арест одного из них, Джеймса Хэммета, в запарке выписали по ошибке – на тайной церемонии он не присутствовал вообще, там был его родной брат Джон. Но жена Джона должна была вот-вот родить первенца, и Джеймс не стал заявлять об ошибке и пошел вместо брата на каторгу. Остальные пятеро прекрасно знали, как обстоит дело, но по просьбе Джеймса дружно промолчали.

11 апреля 1834 г. «толлпадлскую шестерку», закованную в цепи, отправили в Австралию на специально приспособленном для перевозки каторжников пароходе «Суррей»…

Теперь, думается мне, самое время сделать очередное отступление и обстоятельно рассказать об Австралии. До сих пор речь о ней не заходила, но она сыграла очень важную роль в Британской империи.

Название «Австралия» происходит от латинского слова Australis – «южный». Дело в том, что еще до эпохи Великих географических открытий очень многие в Европе были убеждены, что в южной части Тихого океана существует то ли материк, то ли очень большой остров (о причинах такого убеждения есть несколько версией, но я их приводить не буду, чтобы не отклоняться от основной темы повествования). Эту землю задолго до ее открытия прозвали «Terra Australis» – «Южная земля».

Австралию и большой остров у ее южного побережья, Тасманию, открыли еще в XVII в. голландцы (в честь одного из их капитанов, Абеля Тасмана, Тасмания и названа). Однако на протяжении всего последующего времени использовать ее не пытались никак. Видимо, как люди расчетливые, не увидели в этом никакой экономической целесообразности. О богатых золотых россыпях Австралии тогда никто и представления не имел. Пряностей там не имелось. Местное население, маори и бушмены, вели, по существу, первобытный образ жизни и не производили поэтому никаких товаров, которые можно было бы у них купить, чтобы выгодно перепродать в Европе. Так что Австралия оставалась совершенно «бесхозной» еще добрых полторы сотни лет – остальные морские колониальные державы ее обходили стороной явно по тем же причинам, что и голландцы.

В том числе и англичане. Но все резко изменилось после того, как знаменитый капитан Джеймс Кук в 1770 г. высадился на континент, там, где впоследствии возникла провинция Новый Южный Уэльс. Изучив его обстоятельный отчет, в Лондоне быстро поняли, какие открываются перспективы – самые заманчивые…

Австралийский буш – необозримые степи, покрытые обильной травой, как нельзя лучше подходили для выпаса овец, а уж в овцеводстве британцы знали толк. Так что первыми в Австралию устремились состоятельные овцеводы (к 1821 г. в Австралии уже меланхолично жевали травку примерно 290 000 овец).