Читать книгу - "Закат над лагуной - Сергей Цейтлин"

Казанова не сдержался и громко всхлипнул, вздрагивая от омерзительного самоощущения – самоощущения самого гнусного предателя. «Как же надо было выродиться, – подумал он, – чтобы доносить на тех, кто распространяет стихи кумира нашей молодежи, самое светлое и искреннее, что есть в венецианской поэзии!» И почувствовав горячие набухающие слезы в глазах, он зарыл лицо в пергамент и разрыдался, пока бумага не пропиталась горькой влагой.

– Джакомо! – вошла Франческа и испугалась от беспорядка на полу. – Что случилось?

– Ничего, ничего, – Казанова бросился поднимать книги. – Я тут просто искал один том, и полка случайно упала.

На полу лежало так много книг, что Франческе это вовсе не показалось случайностью.

– Ладно, не переживай, миленький. Я все подберу. Ты поешь багет с маслом. У Альберто такое дивное масло, что я не удержалась и купила полкило.

– И правильно сделала.

– Боже мой, сколько бумаг, сколько книг! Смотри: все твои любимые древнеримские поэты – Спиноза, Декарт.

– Конечно, – он улыбнулся.

– Будь осторожен Джакомо, ладно? А это кто – Зороастр?

– Это мой перевод одного французского романа.

– А что же ты мне его никогда не читал?

– Когда-нибудь почитаю.

Она заметила его опухшие глаза.

– У тебя все в порядке, мой хороший?

– Да. Я просто плохо себя чувствую, Кекка.

– Тогда под одеяльце! Быстренько! А бульон я тебе сейчас точно разогрею.

– Не могу. Надо в театр идти.

– Театр! Ой, я же забыла платье дошить! О, разиня, Франческа. О, разиня. Сколько дел, сколько дел!

Не раз Казанова старался описать свой нынешний быт, свое семейное положение, сочиняя разные простонародные сюжеты в форме драмы или повести или просто эссе о сестьере Кастелло, самом колоритном и живописном из районов Венеции. Он так хотел рассказать о превратностях своей судьбы, потолковать о непредсказуемости жизни вообще. Но за последние два года каждый раз, когда он садился за стол, все его идеи улетучивались, все выдуманные образы таяли, как лед в начале оттепели. Он хотел запечатлеть Франческу, ее безупречную преданность, изобразить ее твердый торс и длинные каштановые волосы, сделать ее воплощением домашнего покоя. Он даже когда-то придумал название пьесы – «Венеста», объединяя имя своего города с именем римской богини семейного очага – Веста. Но ничего не получалось – ему не хватало сил, и все идеи оставались в его воображении, нереализованными.

Когда он вышел на кухню, к нему подбежал маленький рыжий Джакомо и обнял его (чудесное совпадение, что они с младшим братом Франчески были тезки, вызывало у Казановы отцовскую ответственность). Мальчику было девять лет, но из-за постоянных болезней, повлиявших на его умственное развитие, казалось, что ему было гораздо меньше.

– О, Пикколо! Посмотрите, как он прыгает! Выздоровел, значит?

– Не совсем, мессер Казанова, – ответила мать Франчески. – Но когда он чувствует, что вы направляетесь в театр, он возбуждается.

– Отлично! Значит, будет актером.

– Да! Да! – мальчик обрадовался.

Синьора Бускини нахмурилась.

– Как тебе платье? – Франческа показала Казанове свое последние произведение. – Вот посмотри, этот шов виден?

– Да ты что, Кекка! Зритель скорее заметит каплю воды на луне, чем этот шов.

– А рукава не слишком пышные?