Читать книгу - "Хищник. В 2 томах. Том 1. Воин без имени - Гэри Дженнингс"

— Только потому, что ариане неопровержимо следуют наставлениям Христа — «возлюби ближнего своего» и так далее. Но они поклоняются Христу не так, как надо: они поклоняются только Богу. Я с таким же успехом мог назвать их иудеями, не имеет значения. Среди их абсурдных вероучений есть постулаты о том, что две или несколько форм поклонения одинаково правомерны. Таким образом, ариане имеют глупость позволять вторгаться к ним другим религиям — включая и нашу, Торн, — наша же религия неизбежно восторжествует над другими.

* * *

Может показаться странным — в то время это казалось странным мне самому, — что я один из всей христианской католической общины осмеливался задавать вопросы, высказывать сомнения, сомневаться даже в заповедях и правилах той строгой веры, в которой мы все жили. Оглядываясь назад, я полагаю, что могу объяснить свою безрассудную любознательность и зарождающееся стремление восстать против навязываемого мне воспитания. Я думаю теперь, что это было первым проявлением женской составляющей моего характера. За свою долгую жизнь я не раз убеждался в том, что большинство женщин, особенно те, кто обладал хотя бы крупицами разума и имел начатки образования, были существами ранимыми до неуверенности, склонными к сомнениям, вечно готовыми к подозрению. Таким же был и я сам в юности.

Имея возможность неограниченно просматривать книги и свитки, задавать вопросы наставникам и присматриваться к другим людям, я по мере сил пытался разрешить свои сомнения относительно того, что, как предполагалось, было данной Богом верой — что, как предполагалось, было моей верой, — стараясь примириться, через осмысление, а не через простое допущение, с многочисленными несоответствиями, которые я в ней находил. Но как раз в это время похотливый брат Петр начал пользоваться мной как женщиной-рабыней.

Хотя я тогда уже вовсю гордился приобретенными мною многочисленными научными знаниями, а также некоторым количеством мирских познаний, я оказался совершенно неподготовлен к приставаниям Петра и даже не понимал толком, что происходит на самом деле. Из объяснений похотливого повара я усвоил лишь одно: то, чем мы с ним занимались, надо было скрывать. Таким образом, я, конечно же, понимал, хотя упорно пытался не допустить это знание даже в самый дальний уголок своего сознания, что наше поведение было совершенно непозволительным. А еще, несмотря на мою независимость и даже своеволие в других вопросах, мне слишком долго внушали уважение к авторитету — означающее подчинение любому, кто старше или выше рангом, — потому-то я никогда не пытался воспротивиться приставаниям Петра.

Мало того, когда повар изнасиловал меня в первый раз, я втайне испытывал такой стыд от того, что со мной сделали, что просто не мог открыть это Dom Клементу или кому-то еще. К тому же Петр обвинил меня в том, что я был самозванцем среди братьев, — и то, что он обнаружил у меня между ног, очевидно, подтверждало это обвинение, — таким образом, я был вынужден считаться с его предостережением, опасаясь, что, если кто-нибудь еще узнает мою тайну, меня с позором изгонят из аббатства Святого Дамиана.

Когда со временем наши постыдные занятия были обнаружены, меня, как вы уже знаете, все-таки изгнали. Однако сначала я подвергся хоть и строгому, но полному сочувствия допросу Dom Клемента.

— Мне очень тяжело, Торн… э-э… дочь моя. Вообще-то женщины обычно исповедуются в грехах у Domina Этерии в монастыре Святой Пелагеи. Но я должен спросить, а ты должна ответить мне правду. Скажи, Торн, ты была девственницей, когда началась эта мерзость?

Должно быть, я покраснел так же сильно, как и он, но попытался ответить связно:

— Почему… я… едва ли я знаю. Я ни о чем не подозревал, nonnus Клемент, пока вы не стали называть меня женщиной. Я в таком изумлении и сбит с толку, узнав, что я… Хотя вообще-то брат Петр тоже намекал мне, но я не могу в это поверить… Поскольку я никогда не думал о себе как о женщине, nonnus Клемент, откуда же я могу знать, была я девственницей или нет?

Dom Клемент отвел глаза и произнес в сторону:

— Давай облегчим ситуацию для нас обоих, Торн. Сделай мне одолжение, пожалуйста, скажи, что ты не была девственницей.

— Если вы так желаете, nonnus. Но, я правда не знаю… Понимаете…

— Пожалуйста. Просто скажи это.

— Хорошо, nonnus. Я не была девственницей.

Он издал вздох облегчения:

— Я поверю тебе на слово. Видишь ли, если бы вдруг выяснилось, что ты была девственницей и позволила брату Петру воспользоваться сим преимуществом, и если бы это дошло до меня, мне пришлось бы приговорить тебя к сотне плетей.

Я громко сглотнул и молча покачал головой.

— Теперь еще один вопрос. Скажи, ты получала наслаждение от греха, в котором принимала участие?

— И снова, nonnus Клемент, я… едва ли я знаю, что ответить. Какое наслаждение можно найти в этом грехе? Откровенно говоря, я не уверен, получал ли я какое-то наслаждение или нет.

Аббат закашлялся и покраснел еще сильней.

— Лично я не знаком ни с одним из любовных грехов, но нимало не сомневаюсь, дочь моя, что ты узнала бы наслаждение, если бы испытала его. Сила наслаждения, получаемого от любого греха, соответствует степени его серьезности. И еще, чем больше стремление снова испытать наслаждение, тем больше уверенность, что это наущение дьявола.

Впервые за все время этого памятного разговора я решительно произнес:

— Как сам грех, так и потребность в нем исходили от брата Петра. — Я помолчал и добавил: — Все, что я знаю о наслаждении, nonnus… ну, наслаждение я ощущаю, например, когда… акх, когда я купаюсь в водопаде… или когда я вижу, как взлетает juika-bloth…

Аббат заволновался еще больше. Он наклонился ко мне совсем близко и спросил:

— А ты, случайно, не видела предзнаменований в течении этих вод? Или в полете этих птиц?

— Предзнаменований? Нет, я никогда и ни в чем не видел предзнаменований, nonnus Клемент. Такого со мной сроду не случалось.

— Ну и хорошо, — сказал он, очевидно снова испытав облегчение. — Это дело становится достаточно запутанным. Лучше всего, Торн, тебе спрятаться от братьев до самого вечера и переночевать сегодня на сеновале в конюшне. А завтра после всенощной я сопровожу тебя в часовню для отпущения грехов.

— Да, nonnus. Могу я спросить… Вы сказали, что меня могли наказать плетьми. А что же с братом Петром, niu?

— Акх, он обязательно будет наказан, не бойся. Не так сурово, как в случае, если бы ты оказалась девственницей. Однако брата Петра будут держать взаперти, он подвергнется долгой епитимье и должен будет выполнить сложнейшие расчеты, можешь не сомневаться.

Я смиренно отправился на конюшню, как и было приказано, но затаил совсем не христианскую обиду: уж очень легко, на мой взгляд, Петр отделался. Из слов Dom Клемента я понял, что его заставят написать трактат, основанный на подсчетах движения Солнца и Луны, в зависимости от этого церковники каждый год определяют разные даты Пасхи. Говорили, что якобы вычислить все это невероятно сложно. И тем не менее брата Петра никуда не прогоняли из монастыря. Он будет сидеть в спальне и размышлять над движением небесных светил. Нет, это явно не было тем наказанием, которое он заслужил.