Читать книгу - "Кофе. Подлинная история - Марк Пендерграст"

большинство конфискованных немецких плантаций прежним владельцам. Немцы вновь обрели традиционное лидерство в кофейной отрасли. (Вместе с тем диктатор сохранил еженедельные аукционы по продаже некогда конфискованного у немцев кофе.) Голландская Ост-Индия, прежде всего Ява и Суматра, почти полностью избавилась от кофейной ржи и увеличила экспорт в США26.

«Робуста» или ничего

В 1920 году 80 % яванского производства давала «робуста» – богатый кофеином и устойчивый к заболеваниям сорт кофе27. Его обнаружили в Бельгийском Конго в 1898 году: как раз тогда, когда болезнь листьев, hemileia vastatrix, губила «арабику» в Ост-Индии. В отличие от изысканной «арабики», кофе «робуста» (названный так за выносливость) прекрасно чувствовал себя повсюду – и на уровне моря, и на высоте 3000 футов, а также производил свои небольшие ягоды в гораздо большем количестве. Плодоношение начиналось уже на второй год – раньше, чем у «арабики». Единственным недостатком были потребительские качества: даже из самой лучшей «робусты» напиток выходил резким, горьким и неароматным. Приходилось смешивать его с «арабикой» и тем ухудшать вкус последней. Однако голландцы, растившие «робусту» между плантациями каучуковых деревьев на Яве и Суматре, пристрастились к этому кофе, особенно во время войны, когда по уровню потребления в Голландии он превзошел бразильскую «арабику».

В 1912 году Нью-Йоркская кофейная биржа создала комитет из трех человек для изучения «робусты». В вердикте значилось, что даже по сравнению с низкосортным «сантусом» «робуста» – «совершенно никчемный продукт» и не должен присутствовать на бирже. Особенно беспокоила членов комитета возможность того, что яванскую «робусту» будут выдавать за сорт «ява», который традиционно считался самой лучшей «арабикой».

Несколько деревьев «робусты» быстро оказались в Бразилии, но ввоз тут же запретили, опасаясь, что с растениями проникнут споры ржи, которая пока не достигла Западного полушария. Однако в прочих регионах, прежде всего там, где hemileia vastatrix сделала выращивание традиционных сортов проблематичным, плантации «робусты» стремительно росли, поскольку голландцы обеспечивали спрос на этот сорт. В Индии, на Цейлоне и в Африке выносливая «робуста» отлично чувствовала себя на заброшенных чайных и кофейных плантациях, а также в жарких низменных местностях, где кофе раньше вообще не разводили.

Между тропиками Рака и Козерога

Родина кофе, Эфиопия, экспортировала теперь ничтожную малость – в значительной мере из-за взяточничества и коррупции, которые распространялись от двора императора Менелика до таможенных чиновников. В Йемене дела обстояли не лучше. Харрар и Моха все еще производили некоторые высококлассные сорта кофе, но на качество зерен уже нельзя было полагаться. К этому времени прославился насыщенным букетом ямайский кофе «Blue Mountain». Англичане по-прежнему предпочитали чай, но по достоинству ценили лучшие мировые сорта кофе и закупали большую часть ямайского и высококачественного коста-риканского кофе. Американцы, а за ними и европейцы, начали отдавать должное приятному, богатому букету кофе, выращенного на Гавайях в районе Коны.

Постепенно кофе освоил другие горные районы по всему миру между тропиками Рака и Козерога. Англичане поощряли выращивание кофе в Британской Восточной Африке, которая впоследствии станет Кенией и Угандой. Так по иронии судьбы кофе совершил полный круг и вернулся в Африку. Хотя «арабика» происходила из соседней Эфиопии, ее семена в африканские колонии в 1901 году привезли миссионеры с острова Реюньон (прежде Бурбон); за «арабикой» последовал сорт «Blue Mountain» с Ямайки. Несмотря на появление ужасной ржи в 1912 году, экспорт кофе из Британской Восточной Африки каждый год удваивался вплоть до Первой мировой войны, приостановившей дальнейшее развитие колонии. После войны плантаторы Кении и Уганды, все белые, продолжали расширять посадки кофе, опираясь на построенные англичанами новые железные дороги.

Тем не менее Бразилия по-прежнему доминировала в кофейном мире. Несмотря ни на что, прогноз погоды для Сан-Паулу определял мировые цены на кофе. Мускулистые колумбийские пеоны, обирая кофейные деревья, распевали:

«Когда он зеленый – стоит сто; / Когда поспел – тысячу. / А когда мы начинаем собирать его, – / В Бразилии большой урожай». Иными словами, сколько бы ни работали колумбийцы и как бы хороши ни были их зерна, крупный урожай в Бразилии неизбежно опускал цены. Разочарованиям и опасениям колумбийцев вторило эхо на других языках мира кофе, от амхарского до хинди, а кофейные дельцы с тревогой ожидали, какой окажется послевоенная эпоха.

Глава пятая

Великая депрессия кофе

Кофе – это наше национальное несчастье.

Бразильский плантатор (1934)

Крах тесно переплетенной системы мировой экономики в 1929 году поставил всех в тяжелое положение, и люди кофейного мира, в котором жизнь миллионов людей зависела от кофейного дерева и его ягод, не были исключением. Рассказ о том, как плантаторы, работники, импортеры и ростеры переживали Великую депрессию, может служить наглядной иллюстрацией разрушительного разгула экономического хаоса в отдельно взятом секторе экономики. Для одних кризис создавал новые возможности, для других обернулся банкротством, отчаянием и даже смертью. А для миллиардов бразильских кофейных зерен он означал холокост.

Кофейный ад

Всемирный экономический крах вверг производителей кофе в пучину бедствия. В Бразилии он положил конец Старой республике и безоговорочному владычеству кофейных олигархов. В октябре 1930 года, после того как в результате сфальсифицированных выборов президентом был объявлен Хулио Престес, в стране произошел военный переворот. Он привел к власти Жетулиу Варгаса, политика из Южной Бразилии. Даже кофейные короли Сан-Паулу приветствовали такой исход, поскольку прежнее слабое правительство оказалось неспособным любой ценой продолжать политику ревалоризации. Кофе, стоивший в 1929 году 22,5 цента за фунт, к 1931 году упал в цене до 8 центов. В 1930 году на складах скопилось 26 миллионов мешков – на миллион больше, чем потребил весь мир в предшествующем году. В столь отчаянной ситуации любая перемена казалась лучше бессмысленного топтания на месте.

Варгасу – невысокому, коренастому, сдержанному и прагматичному человеку, юристу по профессии – довелось править Бразилией беспрецедентно долгое время. Созерцательно пожевывая неизменную сигару, он играл роль спокойного, дружелюбного повелителя, готового выслушать всех и искренне озабоченного проблемами родной страны. В отличие от других латиноамериканских диктаторов, Варгас предпочитал террору умиротворение. Он тут же запретил разведение новых плантаций, однако этот указ явно был излишним, поскольку любой здравомыслящий фермер и так не стал бы сажать лишние деревья при низких ценах на кофе.

Варгас назначил в Сан-Паулу военного губернатора, который потребовал повысить зарплату на 5 %, выделил землю для ветеранов революции и тем восстановил против себя местную элиту. Варгас привел в ужас владельцев кафе, приказав вдвое снизить стоимость чашки кофе. Чтобы примирить плантаторов и экспортеров, он назначил министром финансов Хосе-Марию Уитакера, паулиста и кофейного банкира. «Совершенно необходимо отказаться от всяких ограничений в торговле, – провозгласил Уитакер. – И в первую очередь нужно избавиться от кошмарных запасов кофе». Правительство решило сжечь излишки исключительно с той благородной целью, чтобы «рынок вновь зажил по освященному веками закону спроса и предложения». В первый же год новой власти бразильцы уничтожили 7 миллионов