Читать книгу - "Северная война - Андрей Бондаренко"

— Слышал я про эти дела, причем неоднократно! — попыхивая трубкой, согласился Петр. — Одного понять не могу: откуда сия эскадра объявилась в озере? Речка Нарова-то — не судоходна, я это видел собственными глазами.

— Большинство судов шведы по весеннему разливу Наровы на крепких веревках перетащили, подкладывая в мелких местах под корабельные днища бревна круглые, сосновые, а шняги озерные уже построили на месте — на временных летних верфях. Так вот, мыслю я всю эту вражескую эскадру перевести под русскую руку!

— Ну и как мыслишь?

— На якоря посредине Чудского озера не встанешь, там глубины очень большие. Следовательно, эскадра шведская на ночь становится совсем недалеко от берега. Люди герра Франца докладывают, что у командора Лешерта на озере имеются две любимые стоянки: устье речки Эмбаха, что находится на западном берегу, и — на севере-востоке — исток Наровы, недалеко от того места, где эта река вытекает из Чудского озера. К Эмбаху, на западный берег, пока не стоит соваться: можно со стороны Юрьева, то есть Дерпта, получить подлый удар в спину. А вот северо-восточный берег — место куда как удобное… По поздней весне на Чудском озере много бывает тихих и безветренных ночей. Вот этим и необходимо воспользоваться…[14]

Через пятнадцать минут, когда все основные детали предстоящей «озерной» операции были обговорены, царь властно потребовал:

— Рассказывай, Алексашка, о третьем плане, не томи! Тоже составлен по донесениям лефортовских шпионов?

— Никак нет, мин херц! Это уже — собственные задумки… Помнишь Семена Ростова, которого ты поставил начальствовать над воинским гарнизоном Старой Ладоги?

— Как не помнить? — радостно усмехнулся Петр. — Единственный одноногий воевода — на всю Россию-матушку! Что, есть новости от него?

— Есть! А помнишь, государь, того офицера — русского по рождению, что служит в шведской крепости Ниеншанц?[15]По моей просьбе Семка Ростов к Ниеншанцу послал одного шустрого стрельца, переодев его под обычного коробейника — со всякой мелочью, полезной в крестьянском хозяйстве. Стрелец же разговорил — под дело хмельное — местных чухонцев из рыбацких деревенек Коргиссари и Конау, что расположены на островах невского устья, все вызнал про офицерика-предателя. Новгородским он оказался, по прозванию Прохор Погодин. Отец и мать его живы, братья и сестры имеются, жена с детишками. Все они живут отдельным хутором, верст восемь — десять севернее града Новгорода. На те деньги подлые, что зарабатывает Прохор в шведском услужении, семейство Погодиных себе завело целое коровье стадо, мельницу сладили небольшую, пасеку крепкую… Жируют, гады, короче говоря! Так что теперь — сам Бог велел: взять этого Погодина Прохора, да и все это семейство, жадное до денег, в серьезный оборот…

Через неделю царевич Алексей, Гаврюшка — его персональный охранитель, царевна Наталья и Василий Волков (куда же без него?) отбыли обратно на Москву.

— Я, дядя Саша, еще бы задержался в твоей славной Александровке, порыбалил бы разочек-другой… Да вот — навалились дела! — совершенно по-взрослому, доходчиво объяснил Егору царевич. — Договорились мы ранее с мастером Картеном Брандом начать занятия по математическим хитрым наукам с определенного дня. Нехорошо это: слово данное нарушать, опаздывать! Не по-царски…

И двух суток не прошло с того момента, как отбыл на Москву конный поезд царевича Алексея, как в Александровке объявился новый дорогой и желанный гость — Яков Брюс, дружок верный, приятель закадычный.

— Яшка! — заключил Егор друга в свои крепкие объятия. — Как я рад тебе! Сколько же мы не виделись с тобой? Почитай — полгода?

— Да, что-то около того, — холодным и невозмутимым голосом ответил Брюс, неловко отстранился, вежливо поклонился подошедшей Саньке: — Александра Ивановна, мое вам почтение! Как драгоценное здоровье детишек ваших? Не болеют ли? — Не дожидаясь ответов на свои вопросы, монотонно продолжил, глядя куда-то в сторону: — Где сейчас Петр Алексеевич? Баню жаркую решил протопить? Извините, дорогие друзья, но мне надо срочно к государю: незамедлительно доложиться о своем приезде…

Брюс, высоко вздернув голову, украшенную длинным угольно-черным париком, шагая широко и размеренно, удалился в сторону хозяйственных пристроек.

— Что это было? — опешил Егор, вопросительно глядя на жену. — Вернее, кто это был? Яша Брюс, мой лучший друг? Да нет же, не верю! Саня, ущипни меня — чтобы проснуться… Ой, зачем же так сильно?

— Ну извини, милый! — Санька нежно чмокнула его в щеку. — Сам же просил. Да, а с Яковом, определенно, творится что-то не то, словно бы подменили человека… Может, он просто устал с дороги? Ничего, сейчас попарится с вами в жаркой баньке, глядишь и оттает. Саш, я тебе уже и белье собрала чистое, корзинка вон — стоит в сенях. Прихвати ее и иди, пообщайся с другом своим…

Петр очень любил париться в русской бане и — когда было свободное время — сам же баню и протапливал, замачивал веники, заваривал всякие целебные настои из лечебных свежих и сушеных трав.

Вот и в этот раз царь — потный и раскрасневшийся, единолично властвовал на банном пространстве, отогнав в сторонку всех денщиков и охранных сотрудников.

Когда Егор, зажав в ладони ручку плетеной ивовой корзинки — с чистым бельем и толстой льняной простыней-полотенцем, зашел в просторный предбанник, то краем уха услышал обрывок разговора Петра с Брюсом — через приоткрытую дверь в парное отделение, над которой вился серый дым, исчезая в специальном люке, вмонтированном в потолок предбанника.

— Значит, сердечная рана у тебя, Яша? — мягко и понимающе спросил царь. — Потому и хмур так, непохож на самого себя? Прячешься от всех?

— Извини меня, государь! — послышался равнодушный, какой-то неестественный и притворно виноватый голос Брюса. — Получилось вот так! Забыли меня предупредить, что все польские женщины, без исключения, сколь прекрасны — столь же непостоянны и ветрены…

Егор костяшками пальцев постучал по дверному косяку, предупредительно кашлянул пару раз, спросил громко:

— Господа высокородные, я вам не помешаю? Может, у вас тут секретные разговоры?

— Заходи, охранитель, заходи! — добродушно разрешил Петр. — Какие могут быть секреты от тебя? Все равно — разнюхаешь и вызнаешь, коль захочешь…

На одном большом бронзовом гвозде, вбитом в бревенчатую стенку предбанника, висела царская одежда, на другом — дорожный камзол и черный парик Брюса. Егор поставил на широкую скамью свою корзинку, разделся догола, повесил свои вещи на третий гвоздь, через узкую дверную щель проскользнул в парилку.