Читать книгу - "Цикл "Пограничная трилогия"+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти"

навлекать на себя несчастье и больше ничего в этой жизни уже не знать. Она говорила, что все это вещи известные, их знают все женщины, хотя и редко об этом говорят. А напоследок сказала, что если женщин все же тянет к мужчинам, отважным до безрассудства, так это всего лишь потому, что втайне, не признаваясь самим себе, они понимают, что если мужчина не способен ради тебя убить, то от него и вовсе нет никакого проку.

С едой девушка уже покончила. Сидела, сложив руки на коленях, и то, что она говорила, странно не вязалось с ее тихим голосом и спокойной позой. Дорога была пуста, вокруг все тихо. Билли спросил ее, уж не думает ли она, что Бойд способен убить человека. Она повернулась и вперила в него изучающий взгляд. Так, словно для разговора с ним ей требовалось подыскивать какие-то особо взвешенные слова, специально для его понимания. В конце концов она сказала, что слова в здешних местах ничего не значат. А значит здесь только то, что этот gúerito убил gerente[620] асьенды Лас-Варитас. Человека, который когда-то предал и Сокорро Риверу, и весь свой народ, продавшись «Белой гвардии» из Ла-Бабикоры.{87}

Билли все это выслушал, а когда она закончила, сказал, что манко всего лишь сломал спину, упав с лошади, чему он сам был непосредственным свидетелем.

Он подождал. Через некоторое время она подняла взгляд.

— ¿Quieres algo más?[621] — сказала она.

— No. Gracias.[622]

Она принялась собирать остатки их пикника. Он на это смотрел, но свою помощь так и не предложил. Он встал, а она сложила одеяло, закатала в него остатки припасов и перевязала бечевкой.

— No sabes nada de mi hermano,[623] — сказал он.

— Quizás,[624] — сказала она.

Она стояла, вскинув скатанное одеяло на плечо.

— ¿Por qué no me contesta?[625] — сказал он.

Оглядев его, она сказала, что уже ответила. А потом сказала, что в любой семье есть кто-то такой, кто не похож на других, при этом остальные думают, что они его знают, но они его не знают. Сказала, что она и сама такая, так что понимает, о чем говорит. После чего повернулась и направилась туда, где в придорожном пыльном бурьяне паслись кони, привязала одеяло к задней луке седла, подтянула подпругу и вскочила в седло.

Он сел верхом и, проехав мимо нее, направил коня на дорогу. Потом остановился и обратился к ней. Сказал, что о его брате всё до конца могут знать только близкие и родные, а поскольку их родных всех убили, единственный, кто может о нем знать все на свете, — это он. Знать все до мелочей. О том, как он болел в детстве, или о том, как однажды его ужалил скорпион и он думал, что умирает, или про его жизнь в другой части страны — ту жизнь, которую даже сам Бойд помнит смутно, если вообще помнит, как, например, его бабушку или сестру-двойняшку, умершую и похороненную давным-давно в краях, которые он, скорее всего, никогда в жизни больше не увидит.

— ¿Sabías que él tenía una gemela? — сказал он. — ¿Que murió cuando tenía cinco años?[626]

На это она сказала, что она не знала, что у Бойда была сестра-двойняшка, не знала и о том, что эта его сестра умерла, но это не важно, потому что у него теперь есть другая. С этими словами она взяла коня в шенкеля и, обогнав Билли, выехала на дорогу.

Часом позже они обогнали трех девочек, шедших пешком. Две из них несли корзину, прикрытую тряпкой. Они шли в пуэбло Сото-Майнес, до которого было еще топать и топать. Услышав позади себя стук копыт, они заозирались и, хохоча, сгрудились вместе, а когда всадники проезжали мимо, вышли, пихая друг дружку, опять на обочину, где, стреляя быстрыми черными глазками, продолжали смеяться, заслоняясь ладошками. Билли коснулся шляпы и проехал мимо, а девушка остановилась, спешилась, и, когда он оглянулся, она шла, ведя коня в поводу и что-то им с жаром внушая. Они были немногим младше ее, но она отчитывала их строгим и начальственным тоном. Кончилось тем, что они остановились вовсе и отошли к зарослям чапараля, но и она тоже вместе с конем остановилась и продолжала их ругать, пока все им не высказала. Потом повернулась, вскочила на коня и уехала, не оглянувшись.

Ехали весь день. Когда впереди показалась Ла-Бокийя, было уже темно, и он ехал по городу, как и в прошлый раз, держа ружье перед собою вертикально. Когда проезжали то место, где конь под манко завалился, девушка осенила его крестным знамением, поцеловав после этого кончики пальцев. Поехали дальше. Редкие беленые стволы деревьев на бульваре в свете, падающем из окон, были похожи на выбеленные временем кости. Некоторые окна блестели стеклами, но по большей части окна были прикрыты лишь заткнутой в щели рам промасленной оберточной бумагой, за которой ни движения, ни тени — слепые, землистого цвета прямоугольники, будто пергаменты от старых карт пустыни, с которых время и непогоды давно смыли последние контуры гор, рек и дорог. На окраине городишка у самой дороги горел костер, здесь они движение замедлили, проехав с осторожностью, но в костре, как выяснилось, всего лишь жгли мусор, рядом с ним никого не было, и никто не помешал им ехать дальше на запад, в темную пустыню.

Той ночью они сделали привал на болотистом берегу озера, где доели остатки припасенной ею провизии. Когда он спросил, не побоялась ли она, если бы ей пришлось ехать ночью одной, она сказала, что от страха лекарства нет и в любом случае приходится полагаться на милость Божию.

Он спросил, всегда ли осеняла ее Божья милость, на что она долго молча смотрела в костер, где угли то тускнели, то снова ярко разгорались на налетавшем с озера ветру В конце концов она сказала, что Господь милостив ко всему на свете, так что человеку так же трудно избегнуть Его милости, как и Его наказания. Еще сказала, что даже злодей не ускользнет от Его любви. Билли смотрел на нее во все глаза. В ответ он ей сказал, что сам он никогда о Боге так не думал, да и вообще почти что перестал уже Ему и молиться-то, на что она кивнула, не отрывая глаз от огня, и сказала, что об этом знает.

Она взяла свое одеяло и ушла по берегу озера прочь. Он долго смотрел ей вслед, а потом скинул сапоги, завернулся в серапе